Единственный и неповторимый

Она одарила мужчину сердитым взглядом, каких в ее арсенале было великое множество, но, странно, желание поцеловать ее только усилилось. Неужели это виски ударило в голову… и не только в нее? Малколм стал глубоко и ритмично дышать, стараясь успокоиться.

– Ты все время ерзаешь, и это меня нервирует. Если хочешь, я позову кого-нибудь другого, кто окажет тебе помощь.

Ее голос проник в самую глубину его естества. Оказалось, что у нее необычайно чувственный голос – низкий, негромкий, с едва заметной хрипотцой. Завороженный Малколм представил, как ласкает и целует ее нежное тело, а она стонет от удовольствия.

– Я хочу, чтобы это сделала ты, Джоан.

Она судорожно вздохнула, и Малколм понял, что она удивлена его ответом. Тем не менее, она предпочла проигнорировать возникшую неловкость.

– Я могу начать? – слегка приподняв бровь, надменным, почти королевским тоном поинтересовалась Джоан.

– Да. – Малколм облизнул внезапно пересохшие губы. Он испытывал желание и не мог его сдержать.

Медленно и очень осторожно Джоан воткнула в его плоть иголку. Он ждал, что она пронзит его с размаху, как кинжалом, чтобы умерить его пыл, однако она работала мягко и быстро. Сосредоточившись, она сморщила лоб, и у Малколма появилось нелепое желание разгладить появившиеся между бровями морщинки.

Он стиснул зубы, надеясь, что боль отвлечет его внимание. Так и было, но лишь в течение нескольких минут. А потом его взгляд опять скользнул по ее прекрасному лицу, на мгновение задержался на ее пухлых чувственных губах… и больше не смог оторваться. Но, с другой стороны, куда ему еще смотреть? На ее груди?

Плотно обтягивающий лиф платья подчеркивал их изумительную форму. Малколм представил себе ее груди – округлые, полные, мягкие. Нежная кожа – уже сама по себе большое искушение, а дополнительный соблазн – темно-розовые соски.

Проклятье! Это даже хуже, чем таращиться на ее губы!

Прошла вечность, и, наконец, Джоан сделала последний стежок и завязала нитку. Она подняла его руку и положила на рану кусок чистой ткани.

– Теперь подожди, я смешаю мазь.

– Она пахнет так же мерзко, как выглядит?

– Хуже, – с улыбкой сказала Джоан. – Хорошо еще, что мне удалось стянуть рассеченную кожу. Иначе лекарь моего отца настоял бы на использовании горячего ножа, чтобы запечатать неровные края.

Эта непривлекательная картина должна была остудить пыл Малколма, как ведро холодной воды, но не остудила. Малколм слегка пошевелился, понадеявшись, что Джоан не станет смотреть вниз и не заметит его возбуждения.

– Я предпочитаю иголку, – пробормотал он, понимая, что ведет себя как слабоумный. Впрочем, он себя таковым и чувствовал.

Джоан кивнула.

– От потери крови у тебя может кружиться голова. Ты должен что-то съесть, а не только пить виски.

Она отломила кусок хлеба, щедро полила его медом и протянула Малколму. Он уставился на ее руку, наблюдая, как капля золотистого нектара сползла на ее большой палец. Не в силах противиться искушению, Малколм взял ее за руку и слизнул мед кончиком языка.

Джоан вскрикнула и отдернула руку.

– Что ты делаешь?

– Грех, если пропадет такая замечательная еда, – пробормотал он, придав лицу выражение полнейшей невинности. Он сомневался, что сможет ее обмануть, но считал своим долгом попробовать это сделать.

– Если бы я не знала тебя лучше, то могла бы поклясться, что ты пытаешься меня соблазнить, Малколм Маккенна, – сказала она.

– А если и так?

Она на мгновение замерла. Это был лишь очень короткий миг, но Малколм следил за ней со всем вниманием и потому заметил.

– Тогда тебя ждет жестокое разочарование.

Его пальцы скользнули по ее руке.

– У меня другое мнение на этот счет.

Какое-то время Джоан смотрела на него в немом удивлении, потом растерянно моргнула, взяла себя в руки и резко встала.

– Ты выпил слишком много виски, – заявила она.

Джоан дрожащими руками собрала неиспользованные полоски ткани, свернула их и положила в корзину. Туда же она убрала баночки с травами и мазями. На Малколма она не смотрела.

Но он не мог не заметить, что ее прекрасное лицо покраснело, а дыхание участилось. Хотя она наверняка не согласилась бы с ним и, хуже того, начала бы протестовать со своим обычным высокомерным негодованием, он видел: Джоан не осталась равнодушной к его прикосновению.

Эта мысль доставила Малколму больше удовольствия, чем он ожидал.

Глава 8

Джоан ненавидела себя за дрожащие руки, за охватившее ее чувство уязвимости, но она отбросила эмоции и принялась методично упаковывать мази и травы. Слова Малколма заставили ее задрожать от ставшего уже привычным отвращения, которое она испытывала к мужчинам и их похоти… но одновременно в глубине ее души зародилось что-то новое, и она никак не могла осознать, что это за чувство.

Все казалось преувеличенным: неподвижность воздуха, звук голоса Малколма, чувствительность ее тела, которого он коснулся. Она ощущала пьянящий запах его кожи, будоражащий, мешающий думать. От него кровь шумела в ушах и быстрее бежала по жилам.