Единоборец

– У тебя есть душа, – говорю я. – Я все время думаю, почему я не могу поверить в то, что ты не человек? И теперь ты сама мне подсказала! У тебя есть душа. Есть! Она побольше, чем у большинства моих знакомых людей. Твоя душа видна во всем, что ты делаешь. Тут нет никаких сомнений.

– Ты уверен?

– Абсолютно. Только что, когда ты сказала, что тебя от этого тошнит. Почему ты это сказала? Разве сказал бы так умнейший из них? Из них?

– Потому что меня действительно тошнит. Три минуты уже прошли. Ложись скорее, иначе мы не справимся в срок.

Я ложусь, и она вонзает мне в затылок что-то длинное. Наверное, поисковый сенсор. Надеюсь, что хороший. Плохие иногда так глючат, что еще неделю после этого голова болит.

– Вот так, – говорит она. – Теперь я поставлю тебе временный вход. Это очень удобно. А постоянный еще удобнее. К сожалению, у нас совсем нет времени на постоянный. В твоем мозгу совсем нет входов?

– Есть несколько недирективных, на позвоночнике, и один видеовход, чтобы просматривать видеокассеты с закрытыми глазами, в формате погружения. Мой вход поддерживает режим трехсот шестидесяти градусов, плюс панорамный звук.

– Это все не то. Подожди немного, сейчас я вставлю глубже.

Она надавливает, и у меня из глаз сыплются искры. Могла бы и поаккуратнее.

– Все, – говорит она. – Я поймала контакт. Сейчас скачиваю содержимое базовых блоков. Ты еще ничего не забыл? Как только я говорю «это приказ», ты воспринимаешь мою волю как свою. Порядок, во всем должен быть порядок. Нормально, я вытаскиваю иглу.

Я сажусь и потираю шею. Рудиментарный жест, оставшийся с тех времен, когда руками зажимали раны. Интересно, помогало ли это?

– Жду твоих приказаний, – говорю я.

Клара справилась очень быстро.

Она дергает шнур, и тяжелые шторы падают, закрывая солнечный свет.

– У нас есть еще три минуты. Поцелуй меня. Это не приказ.

Мы тратим оставшиеся минуты и отодвигаемся друг от друга. Она отодвигается первая. Сейчас включится экран, и Клара не хочет, чтобы Фемида о чем-то догадалась. Она боится ее, как злющую школьную директрису. Все верно. Все идет по плану. Все так и должно быть.

Экран снова включается.

– С возвращением тебя, – говорит Фемида. – Теперь я обращаюсь к Кларе. Подойди сюда. Приятно видеть тебя здоровой. Но не обольщайся, здоровенькая моя, это долго не продлится. Тебе осталось даже меньше, чем ты думаешь. Механизм разрушения уже включился. Сейчас прикажи твоему рабу отдать оружие. Рабы не должны пользоваться такими вещами.

Клара молчит.

– Ты не слышала, что я сказала?

Клара опускает глаза в пол и переминается с ноги на ногу. Она похожа на провинившегося ребенка.

– Ну? – вопрошает лицо на экране.

– Я не сделаю этого, – говорит Клара. – Потому что я боюсь. На нас ведь могут напасть. Я хочу, чтобы мой раб меня защищал. Кто-то же меня должен защитить? Ему легче сделать это, когда он вооружен. Я не стану отбирать оружие. Я доверяю своему рабу.

– Хорошо, пусть будет так, – неожиданно легко соглашается Фемида. – А теперь продолжим наше шоу. Мальчика мы захватим через шестьдесят семь минут. Потом его привезут к любящему отцу. Еще через четыре часа они оба умрут. Времени у нас немного, но на самом интересном месте я подключусь, и кое-что мы все-таки успеем посмотреть. Развязку ты не пропустишь.

– Но мы договаривались иначе, – возражаю я.

– Мы ни о чем не договаривались. Я ни о чем не договариваюсь с людьми. И тем более, я ни о чем не договариваюсь с рабами. Мои приговоры окончательны и пересмотру не подлежат. Я вынесла ему приговор: смертная казнь за превышение скорости. И я приведу этот приговор в исполнение. Мои приговоры не отменялись ни разу за последнее столетие. И ты можешь как-то помешать мне, раб?

Экран гаснет и в полутьме комнаты хорошо видно, как светится голубое пятно в его центре.

– Почему она это сделала? – спрашивает Клара.

– А разве она не всегда так делает?

– Я не знаю. Я никогда с этим не сталкивалась. Я ее по настоящему ненавижу сейчас. Ненависть – это тоже часть души?

– Конечно, но лишь малая часть. Дай мне эти четыре часа, – предлагаю я.

– Что?

– Дай мне эти четыре часа, и я утру ей нос.

– Это бесполезно, – возражает Клара. – Она тебя уничтожит. Раздавит, как тлю.

– Она меня не уничтожит, потому что меня нечем заменить. И некем, это уж точно. Я все, что у вас имеется на сегодня. Она пожертвует и мной, и тобой, даже если есть один шанс из миллиарда. Поэтому я исключительно полезен в качестве раба. Но я пока вооружен. Единственная вещь, которая ей мешает, это оружие, которое у меня есть. Еще пять зарядов. Я думаю, что она постарается сделать так, чтобы в сегодняшней стычке я потратил все пять – и остался безоружным. Скорее всего, сегодняшнюю живодерню она устроила именно для того, чтобы я пошел спасать этого дурацкого никому не мешавшего Павла Фродина. Все это представление – ради того, чтобы ты возмутилась до глубины души, отпустила меня, а я бы растратил в стычке последние заряды. Это был просто спектакль.

– Почему ты так думаешь?