Эдера 2

— Живые не могут судить мертвых, даже родных и близких... Я ничего не хочу сказать, синьор... — Он вновь закурил от зажигалки, которую Андреа предупредительно дал ему. — С момента смерти Сильвии все у нас пошло наперекосяк. Да, Отторино дал нам немного денег, но лучше бы он их не давал. Наш отец имел одну слабость — он очень любил играть в карты. Так вот, он поставил эти деньги на кон, и проигрался, затем одолжил — и тоже проигрался. Все пошло прахом, отец корил себя, но уже было поздно, кончилось тем, что наш заводик пришлось продать за долги, также, как и наш дом... Отец скончался, братья разъехались по белу свету, одни уехал в Америку... Писал оттуда, звал меня. Но я никуда не хочу уезжать. Я остаюсь тут...

— А как же вы стали сторожем дома дель Веспиньяни? — осторожно осведомился Андреа — это был совершенно естественный вопрос.

Горькая улыбка тронула губы Стефано.

— О, этот Отторино и тут захотел выступить благодетелем. Узнав о наших злоключениях, он приехал сюда, и предложил мне денег — столько, сколько я скажу сам. Но вы не знаете, кто такие Манджаротти — мы никогда не брали денег ни за что, просто так! Тогда Отторино подумал и, видя, в каком положении оказался я, единственный отпрыск семьи, оставшийся на Сицилии, к тому же — брат его сестры, предложил мне быть сторожем в своих владениях... И дал — не стану скрывать — очень хорошее жалование. Но только зачем мне оно? — спросил Стефано, вопросительно посмотрев на собеседника так, будто бы Андреа знал ответ на этот вопрос. — Конечно же, — продолжал он, я мог бы привести в порядок один из флигелей его дома, и поселиться там, но нога моя больше не переступит дома дель Веспиньяни! — воскликнул Стефано. — Да, я беру у него деньги, я вынужден это делать, но я беру деньги за работу, а не просто так!

Стефано так разволновался, что не заметил, что и эту сигарету докурил почти до фильтра.

— Да, всему виной наше согласие... Ведь говорил нам наш падре, чтобы мы не лезли туда, куда не надо... «Синьорами захотели стать, — принялся говорить он, по-видимому, копируя интонации святого отца, — в баре полезли... Никогда вы не будете синьорами, никогда не будете равными с дель Веспиньяни...» Эх, не послушались мы его тогда. Может быть, если бы и послушались бы, все бы было по-другому...

Андреа, сочувственно покачав головой, спросил:

— Так вы говорите, что моя Эдера — точная копия вашей, — голос его немного дрогнул, — вашей покойной сестры Сильвии? Жены сеньора дель Веспиньяни?

— Одно лицо, — ответил Стефано, — я ведь даже вздрогнул после того, как увидел в вашей машине ее фотографию...

Немного помолчав. Андреа вновь спросил:

— Могу ли я быть для вас чем-нибудь полезен?

Стефано поморщился.

— Вряд ли...

— Ну, может быть...

Сторож прекрасно понял, что именно хочет предложить его случайный знакомый, и только отрицательно покачал головой в ответ.

— Нет. Не надо

— Подумайте... Ведь синьор Отторино, судя по всему, очень неплохо ко мне относится... Если вы хотите... Может быть, сразу после того, как я вернусь в Ливорно, я поговорю с ним...

Стефано нахмурился.

— Не вздумайте.

— Почему?

— Он подумает, что это я попросил вас об этом... — сказал сторож, невесело усмехаясь.

Однако Андреа не отставал — ведь после всего услышанного ему так хотелось помочь этому человеку.

Мало того — он почему-то чувствовал себя виноватым перед ним...

— Но почему? — спросил он, — разве я не могу желать вам помочь?

— Желать можете, но помогать — не надо, не стоит, — ответил Манджаротти.

— Но...

— Я не хочу этого... — сурово сказал Стефано. — Слышите, синьор?

— Хорошо...

— И еще: дайте мне слово, что вы даже не обмолвитесь, что мы с вами познакомились и, упаси Пресвятая Дева — что я вам тут рассказал...

По тону, которым была сказана последняя фраза, Андреа понял, что Стефано уже многократно пожалел о том, что рассказал ему о Сильвии.

Немного подумав. Андреа произнес в ответ:

— Хорошо, синьор Манджаротти... Даю слово, даю вам честное слово, что о нашем разговоре ничто и никогда не узнает...

Андреа вставил ключ зажигание, завел машину. Искоса погладывая на Стефано, он видел, что его начала бить крупная дрожь.

— Что с вами, синьор?

Сторож поморщился.

— Ничего.

— Может быть, вам плохо? — спросил Андреа, притормаживая.

— Нет, нет, не обращайте внимания — произнес тот, не гладя в сторону водителя, — дело в том, что я всегда начинаю нервничать, когда вспоминаю о сестре... Не обращайте внимания, синьор...

Андреа, высадив Стефано в самом центре поселка, повернул в сторону шоссе, ведущего в Палермо.

Ом понимал, что теперь ему как никогда надо поговорить с Эдерой, надо справиться, как у нее дела, надо услышать се голос.

Рассказ Манджаротти (а в том, что он рассказал правду, Андреа не сомневался ни на минуту) посеял в его душе какие-то смутные сомнения, он уже начал было подозревать Отторино неизвестно в чем...

Но в чем?

Ведь этот человек оказался к нему так добр, он так много сделал для него — для практически незнакомого, никому не известного архитектора!

Да, в душу Андреа закралась змея сомнения.