Эдера 2

Это было очень старое здание, построенное, наверное, еще во времена, когда Ливорно входил в Папскую область — в начале восемнадцатого века, а то — и еще раньше... Сложенное из хорошо обожженного красного кирпича, с нависающими над улицей ажурными балкончиками, но в то же время — очень приземистое, оно пережило и последнюю войну, и многочисленные землетрясения, и наступление урбанистических американского типа, строений, которые в последнее время росли в центре столицы Тосканы, как грибы после дождя...

Граф, представившись другом пострадавшего, без особого труда выяснил, что синьор Джузеппе Росси лежит в реанимационном отделении на третьем, последнем этаже...

Спустя несколько минут он стоял перед дверью реаниматорской...

Взявшись за дверную ручку, он ощутил в себе какое-то непонятное волнение — и это несмотря на то, что всячески стремился самоуспокоиться...

«И как это ему удалось выжить? — спросил мысленно у самого себя граф,— ведь я точно помню, что ударил его камнем в висок... И потом — падение в пропасть с такой страшной высоты. Правду ведь говорят — подонкам и дуракам всегда везет...»

Наконец, дель Веспиньяни нажал на дверную ручку и зашел в палату.

В нос ударил непривычно резкий запах лекарств — сразу же захотелось чихнуть...

Зайдя в палату, Отторино обнаружил, что там стоит только одна кровать. Рядом с ней, на медицинском столике, находились какие-то замысловатые диагностические приборы с осциллографами, на экране которых зеленая точка, показывающая ритм сердца больного, выписывала некие постоянные замысловатые траектории...

Рядом с койкой, на которой под тонким больничным одеялом угадывались контуры человеческого тела, стояла капельница — от нее к кровати шла прозрачная трубочка, наполненная бесцветной жидкостью...

Граф подошел к кровати и посмотрел на лицо человека, лежащего там...

В глубине души он еще надеялся, что произошла какая-то ошибка, и что его бывший личный секретарь лежит теперь не тут, в этой палате, а на холодном цинковом столе патологоанатома.

Нет, это невозможно!..

Отторино просто не верил своим глазам...

На белоснежной до рези в глазах подушке он увидел лицо Джузеппе Росси.

Лицо его было мертвенно-бледно — видимо, он потерял слишком много крови...

Голова Джузеппе Росси была перевязана; сквозь марлю кое-где выступала уже засохшая темно-бордовая кровь. Губы пересохли, черты лица бывшего личного секретаря графа осунулись просто до неузнаваемости. Весь лик лежавшего выражал невыносимое страдание...

Граф еще раз внимательно посмотрел в лицо больного, думая, что ошибся.

Но ошибки не было никакой — это действительно был Росси.

То ли, интуитивно почувствовав присутствие в палате нового человека, то ли просто проснувшись, то ли еще по каким-то непонятным причинам, но Джузеппе Росси открыл глаза...

— Синьор дель Веспиньяни? — с трудом выдавил из себя Росси и в неописуемом ужасе посмотрел на улыбавшегося Отторино.

— Ты еще помнишь меня? — лицо дель Веспиньяни скривилось в язвительной улыбке.

Не в силах больше произнести ни слова, Джузеппе заморгал — в знак того, что помнит.

— А я думал, ты уже давно на том свете,— произнес граф, усаживаясь на кровать. — Что ты давно уже варишься в котле, и под ним весело горит огонек... А черти все подбрасывают и подбрасывают туда поленья. Знаешь — не сухие, они быстро сгорают, а влажные, сырые — они тлеют, и от них такой удушливый дым!

В устах какого-нибудь другого человека это могло бы прозвучать как шутка, как своеобразный черный юмор, однако тон, каким была сказана эта фраза, не оставлял никаких сомнений, что дель Веспиньяни говорит совершенно серьезно и искренне...

Видя, что Росси теперь просто не в состоянии что-нибудь отвечать, граф продолжал — все тем-же серьезно-издевательским тоном:

— Да, я думал уже заказать за упокой твоей души несколько месс... Чтобы дым не выел тебе глаза. Ты ведь боялся его — правда? Помнишь, как ты говаривал несколько раз что-то вроде того, что стыд, мол, не дым, глаза не выест... Да, я думал при помощи месс облегчить твою участь. Да, я ведь знаю, что несмотря на все свои мерзкие качества, ты исправно посещал церковь и всегда был в этом отношении образцовым католиком... Наверное, даже мечтал попасть в рай. — Отторино нехорошо ухмыльнулся. — Ты, наверное, уже вообразил, что коли Господь наш пострадал за грехи человечества на кресте, то тебе теперь можно все?.. Можно спать, можно жрать, путаться с распутными девками, веселиться и играть в карты в портовых притонах?.. О, как бы не так!.. Неужели ты действительно думаешь, что Спаситель стал бы мучиться из-за таких, как ты?.. Нет, он не стал бы марать руки из-за таких свиней, как ты, Джузеппе! Ты не попадешь в рай — тебя ожидают страшные муки чистилища. Но, видимо, теперь, когда все благополучно разрешилось, и ты чудом спасся, с этим придется повременить. А жаль... Впрочем,— он опять улыбнулся,— это дело поправимое...

Росси, собрав в себе последние усилия, хриплым голосом прошептал:

— За что?

Он наверняка понял, что теперь уж настал его смертный час.