А время все шло, шло, и работало оно явно не на руку Андреа...
Как следует отдохнув, Манетти отправился в портовые кварталы — теперь его путь лежал в припортовый бар «Эспланада», в котором у Андреа и начались в тог вечер неприятности...
Манетти знал, что до захода солнца в портовом районе нечего и делать — настоящая жизнь начинается в таких кварталах только под вечер.
Он долго гулял по Палермо, любуясь тенистыми пиниями, фонтанами, старинными церквями с черепичными крышами, от времени уже не коричневыми, а какими-то темно-зелеными.
Иногда Манетти посматривал на часы, торопя время — ему не терпелось начать расследование. За последнее время его сыскные таланты проявились в полной мере; Манетти иногда ощущал себя одновременно и инспектором Пуаро, и Шерлоком Холмсом, и Натом Пинкертоном, и ему так хотелось, чтобы его способности помогли распутать этот странный клубок загадок вокруг Андреа!
Но время тянулось в тот день медленно, очень медленно...
От нечего делать сыщик заглянул в порт — все равно надо было как-то убить время...
Хотя, конечно, Палермский порт — не самый крупный на Средиземном море, но и он поражает воображение человека сухопутного...
Самый главный мол, непосредственно ограждающий порт от моря, тянется на протяжении почти трех миль. Он так широк, что на нем, как мне кажется, могут спокойно разъехаться два автомобиля, а снаружи, для большей устойчивости против волн, к тому же, завален огромными камнями и необъятными цементными кубами; внутри же, между молом и берегом, бесконечное множество других молов, больших, средних и маленьких разъемных мостов, всевозможных зданий, пакгаузов, таможен, контор, больших и средних ресторанчиков.
Бесчисленное множество судов — сухогрузов, нефтеналивных танкеров, военных транспортов, рыболовецких траулеров и скромных шхун — всех морских держав, одновременно нагружаются и разгружаются.
Как густой лес, торчат вверх трубы, мачты и исполинские, подобные железным удочкам, паровые подъемные краны; по железным эстакадам и по блестящим, накатанным рельсовым путям медленно тянутся вереницы пустых и нагруженных поездов, резко свистят паровозы, гремят на весь порт цепи лебедок, звенят сигнальные колокола и портовые сирены...
Пахнет смолой, дегтем, поташем, сандальным деревом, масляной краской, ворванью, мазутом, негашеной известью, какими-то диковинными восточными пряностями, человеческим потом, гнилью застоявшейся воды, кухней, перегорелым машинным маслом, керосином, вином, мокрым деревом, розовым маслом, и многим-многим другим...
Эта быстрая смена обонятельных ощущений совсем не была противна, но как-то ослабляла, кружила голову и точно пьянила...
Устав от быстрой смены впечатлений, Манетти отправился в жилые кварталы — тем более, что солнце уже клонилось к закату, и, по подсчетам сыщика, кабачки уже должны были начать работу.
В том числе — и «Эспланада».
Манетти без особого труда отыскал нужный бар — огромная неоновая вывеска его светилась над крышей дома и была видна за несколько кварталов.
Взяв кианти и кофе, он уселся за столик и стал изучать публику, точно прикидывая, кто же из девиц может быть проституткой по кличке «Лошадка».
Несмотря на довольно позднее время, в «Эспланаде» было довольно многолюдно — почти все столики были заняты посетителями.
Среди клиентов было немало туристов, преимущественно — приезжих с Севера, откуда-нибудь из Милана или Турина бизнесменов средней руки со своими толстыми усатыми женами, как и все женщины подобного круга, падких на портовую экзотику.
Женщин, которых можно было бы принять за проституток, также было немало — они сидели за отдельным столиком, курили и о чем-то переговаривались. Манетти думал, что кто-нибудь из них, заметив одинокого мужчину за столиком, обязательно поднимется подсядет и предложит провести этот вечер (а, скорее всего, и ночь) вместе.
И тогда...
Однако время шло, а Манетти по-прежнему оставался за своим столиком один.
Наконец, через час, потеряв всякое терпение, сыщик поднялся и подошел к бармену.
— Простите, синьор, — улыбнулся сыщик,— вы не знаете, кто из них — «лошадка»?
С этими словами он кивнул в сторону столика, за которым сидели вульгарно раскрашенные девицы, стиль одежды и манера держаться которых не оставляли никакого сомнения в их профессии.
Бармен с интересом посмотрел на посетителя.
— «Лошадка»?
Манетти кивнул.
— Ну да...
— Простите, синьор, а вы кто будете?
На этот случай у сыщика уже была загодя приготовленная легенда.
— Да вот, понимаете, — начал он, — дело в том, что я приехал из Рима... По делам моей фирмы. Несколько недель назад тут, в Палермо был мой подчиненный, вице-президент, так вот он сказал, что...
Бармен критически осмотрел костюм посетителя, купленный в магазине готового платья (для президента фирмы он был одет очень бедно), но ничего не сказал, и только покачал головой.
Манетти продолжал:
— Он сказал, что познакомился тут с одной чудесной девчонкой, и совершенно замечательно провел с ней время... И посоветовал, если я как-нибудь окажусь тут, на Сицилии, в Палермо...
— Как вы говорите, синьор?