Эдера 2

Конечно же, Джузеппе. А этому человеку давай деньги, не давай — он все равно потом будет шантажировать его, дель Веспиньяни, требуя еще и еще, грозясь в противном случае рассказать обо всем Эдере.

Да, этот проходимец прекрасно знал его болевую точку и всегда смог бы на нее надавить...

По крайней мере, рассчитывать на его порядочность не приходилось; Отторино понял, что вчера, когда он рассчитывал использовать всю изворотливость, весь ум этого человека, сильно ошибался.

Этого делать было никак нельзя — теперь Отторино понимал это со всей очевидностью.

Подобные вещи предполагают конфиденциальность, которая в свою очередь, предполагает порядочность отношений между людьми.

А о какой порядочности может идти речь, когда разговор заходит о Росси?!

«Надо будет на всякий случай еще раз поговорить с ним,— наконец решил дель Веспиньяни, — и если покажется, что он захочет извлечь из этого максимальную выгоду для себя, превратив меня в свою постоянную дойную корову под угрозой шантажа, под угрозой того, что он обо всем расскажет Эдере, то...»

Вернувшись на «Ливидонию», граф первым же делом вызвал к себе в каюту личного секретаря. Глядя на его угодливо изогнувшуюся спину, дель Веспиньяни с трудом подавляя в себе отвращение.

— Вы меня вызывали? — поинтересовался Джузеппе немного развязно.

Граф прищурился.

— Нет.

— Тогда почему же мне сказали, что вы, синьор, хотите меня видеть? — осведомился Росси.

— Не прикидывайся дурачком, — произнес дель Веспиньяни,— если тебе действительно передали, что я хочу видеть тебя, стало быть, я тебя вызывал. — Граф недовольно поморщился, — а тебе лишь бы задать какой-нибудь глупый вопрос...

Росси сконфуженно замолчал.

— Вот что, — произнес Отторино, — нам надо еще раз очень серьезно поговорить.

После этих слов граф Джузеппе всем своим видом выразил желание выслушать все, что ему будет сказано.

— Я слушаю, синьор...

— Но я не хотел бы говорить с тобой тут... Мне надоело целыми днями сидеть на этой яхте.

— Хотите куда-то поехать?

— Совершенно верно.

— Куда?

— Тут, километрах в тридцати, в горах, есть одно неплохое местечко, — произнес граф. — Ресторан «Под пиниями». Чудесное место. Дикие горы, так сказать — в первозданном виде. Хозяин — прекрасный и предупредительный человек, отличная кухня, прекрасный сервис. Там делают прекрасное ризотто из куриной печенки, как нигде в Италии, а, стало быть — как нигде в мире... Ну, что? — спросил он и вопросительно посмотрел на своего собеседника.— Поехали? А заодно и поговорим обо всем...

Джузеппе буквально просиял — за все время, которое он был личным секретарем дель Веспиньяни, он еще никогда не приглашал его вот так — проехать за город, поговорить, как равный с равным...

Это очевидно польстило самолюбию Джузеппе, и он с радостью согласился:

— Конечно!

— Я сегодня немножко выпил,— произнес граф, так что машину поведешь ты... Да, и еще одно обстоятельство: отправимся туда на твоей машине.

Росси, который уже предвкушал, что именно он сядет за руль красного «феррари», огорченно спросил:

— Почему?

— Ехать на моем «феррари», — значит, привлекать внимание,— пояснил Отторино. — А этого мне не очень хочется...

И Росси, не чувствуя в этом никакого подвоха, согласился.

А какой, собственно, тут мог быть подвох со стороны графа?

Ведь он, Джузеппе, подстраховался со всех сторон, он задействовал схему своих взаимоотношений с дель Веспиньяни так, что последний ход все равно оставался за ним; так, во всяком случае, казалось самому Джузеппе, так одно время казалось и Отторино...

Спустя полчаса зеленый «фиат-типо» выехал на загородную трассу и медленно пополз по серпантину горной дороги наверх.

После обеда в камере Андреа вновь появился надзиратель.

— Ну, пошли, — сказал он.

Тот вопросительно посмотрел на карабинера.

— Куда?

— Синьор следователь сказал, что сейчас будет устроено опознание...

«Ну, наконец-то, — обрадовался Андреа, поднимаясь со своего места, — наконец-то... Сейчас все прояснится, сейчас все станет на свои места...»

Через несколько минут, после долгого перехода по ярко освещенным тюремным коридорам, Андреа привели в небольшую комнатку.

К нему подошел Гвадонини.

— Ну, теперь устроим опознание, — произнес он довольно,— вы ведь хотели этого сами?

 Андреа едва заметно улыбнулся, понимая, что в этих опостылевших тюремных стенах ему осталось быть ухе недолго.

— Даже настаиваю, — произнес он.

— Вот и прекрасно. Сейчас вы станете сюда, к этой стенке,— ответил следователь, — потом мы поставим рядом с вами еще пятерых заключенных...

— Это еще зачем?

— Таков порядок.

— А кто будет меня опознавать?

— Люди, которые знают вас, люди, которых мы привлекли в качестве свидетелей, будут находиться там...

С этими словами Гвадонини кивнул в сторону стеклянной стены, устроенной таким образом, что арестованный не мог видеть тех людей, которые находились по ту сторону, но они, в свою очередь, могли обозревать комнату.

— Но для чего это?

Чтобы в случае вашего опознания вы или ваши дружки не отомстили бы свидетелям... Ведь мы знаем, на что вы все способны...

Андреа пожал плечами и ничего не ответил.