— Тайное воровство документов, кредитной карточки и денег, лжесвидетельство в полиции, не говоря уже о том, что ты подмешал ему в вино какую-то гадость... Кстати, а что это были за таблетки?
— Названия не помню, — ответил Росси, — могу сказать только, что это — какое-то отличное психотропное средство, которое, в довершение к этому, не только парализует волю, но и действует, как снотворное... Психов в лечебницах кормят этими таблетками каждый день — и ничего...
Подумав, Отторино решительно потянулся к телефонному аппарату.
— Что вы намерены сделать, синьор дель Веспиньяни? — со страхом спросил Росси.
— То, что бы сделал на моем месте любой порядочный, любой уважающий себя человек...
—...?
— Вызову полицию.
— Но...
— Никаких «но»!
Глаза Росси испуганно забегали.
— Но ведь вы сами сказали мне, чтобы я задержал синьора Давила в Палермо!
— Но при этом категорически запретил тебе нарушать законность, — добавил Отторино.
— Но в полиции...
Дель Веспиньяни и на этот раз не дал своему личному секретарю закончить мысль:
— Мне кажется, что будет лучше, если ты обо всем расскажешь в полиции, синьор обманщик!
— Синьор! Пощадите! Я не хотел! У меня маленькие дети...
— Вот как? Любопытно. Что-то никогда не знал об этом, — ответил Отторино, набирая номер начальника квестуры Ливорно.
У меня дети... Внебрачные, правда, но это ничего не меняет,— хныкал Джузеппе,— мальчик, в Пьяченце, и девочка, уже большая — в Генуе... Я никогда в жизни не видел их. О, пощадите меня, синьор!
— Все ты врешь, Джузеппе, никаких детей у тебя нет и не было никогда...
— О, синьор!..
Отторино поджал губы.
— Отстань.
— Синьор, сжальтесь надо мной!
— Нет, нет, никакой жалости, — быстро произнес дель Веспиньяни.
Росси едва не плакал.
— Но почему? Почему?
— К таким людям как ты, жалость просто противопоказана,— заметил Отторино и вновь опустил трубку на рычаг. — Занято... И о чем это они так долго беседуют в квестуре, хотел бы я знать?!
Вид Отторино выражал решимость — Джузеппе понял, что теперь его не спасет ничто...
И потому он избрал последнее, действенное, как ему показалось, средство.
Пробормотав еще что-то о своих внебрачных детях, Росси произнес неожиданно:
— Синьор дель Веспиньяни, клянусь, что если вы вызовите полицию, то хуже от этого будет только вам.
Эта скрытая угроза, впрочем, не возымела на Отторино никакого действия.
— Мне? — механически спросил он.
Росси кивнул.
— Ну да...
— Почему это?
— Потому что мне придется объяснить, что я выполнял ваше поручение...
— Это что-то новое,— безмятежно улыбнулся дель Веспиньяни,— и что же ты скажешь? Что я заставил похитить у Андреа его документы, напоил его до полусмерти, подмешав в вино какую-то гадость, уложил в постель с проституткой, а затем сдал полиции?
Именно это я и скажу, — ответил Росси, храбрясь, но в то же самое время — внутренне робея. — И мне ничего больше не остается.
Дель Веспиньяни пожал плечами.
__ Тебе никто не поверит.
— Почему?
— Потому что я буду это отрицать.
— ...?
— Ну посуди сам, кому поверят скорее: тебе, грязному проходимцу из-под темной звезды, как однажды очень тонко выразился мой отец, или мне, графу Отторино дель Веспиньяни, человеку, который известен не только тут, в Тоскане, но и во всей Италии, человеку, у которого кристальная, незапятнанная репутация?
Росси понял, что он проиграл, и что теперь у него не остается никакой надежды.
Отторино вновь набрал телефон квестуры и досадливо положил трубку.
— Опять занято...
— Но, синьор...
Джузеппе тем временем лихорадочно соображал, какой же еще аргумент он может привести в свою пользу.
Но ведь я чистосердечно во всем раскаялся! — воскликнул он.
— Это ничего не меняет.
— Почему?
— Во-первых, я не следователь квестуры, чтобы выслушивать тут твое чистосердечное раскаяние, а во- вторых — мне от этого не легче... Уж не говоря о синьоре Андреа Давила.
— Но я больше не буду, — захныкал Росси, точно маленький ребенок, который сделал какую-то шкоду и теперь боится наказания.
— Ты это говоришь уже не в первый раз... Вспомни, как семь лет назад ты заявил, что никогда не будешь больше играть в азартные игры? И с тех пор мне всякий раз приходится вытаскивать тебя из всевозможных неприятностей... Но в этот раз ты просто превзошел самого себя! Нет, это становится невыносимым...
Видимо, сдав своего личного секретаря в квестуру, дель Веспиньяни намеревался, как минимум, убить трех зайцев: во-первых, избавиться от человека, который все больше и больше досаждал ему, во-вторых — вызволить Андреа, чтобы восстановить справедливость и предстать таким образом в глазах и Андреа, и уж конечно, Эдеры благородным человеком (на это дель Веспиньяни рассчитывал больше всего), и в-третьих — убрать из своего окружения человека, который слишком много знал...
— Но я...
— Ты ведь обещал мне никогда больше не садиться за игорный стол, а я вот уже который раз вынужден оплачивать твои долги...