— Но ведь ты сам не любишь, когда я привожу тебе в пример какие-то цитаты... А твое объяснение звучит — извини уж меня! — слишком книжно, слишком надуманно, слишком, я бы сказал — нежизненно...
— Это не цитата,— возразил Отторино.
— А что?
Младший дель Веспиньяни вздохнул.
— Правда. Правда жизни.
Немного помолчав, Клаудио поднялся со своего места и повторил фразу, которую как-то невзначай обронил в беседе с сыном накануне, в первый же день своего приезда я Ливорно:
— Нет ничего глупее, чем пытаться доказать чью-нибудь неправоту собственным жизненным опытом. Я тебе не помощник и не судья, Отторино, но как отец скажу только одно: если ты не обуздаешь эту страсть, то просто погибнешь... Понимаешь — погибнешь.
Растерянно, нарочито-равнодушно пожав плечами, Отторино произнес:
— Ну и пусть... Мне сорок лет, я достаточно пожил... Я сам знаю, что я должен делать, и способен отдавать отчет в своих поступках.
— Могу сказать только одно, — ответил Клаудио, — а тебе в этом не помощник и в твоих затеях не участник... Я осуждаю тебя.
Отторино, который окончательно овладел собой, произнес в ответ:
— Собственно, я, отец, не прошу у тебя ни помощи, ни участия.
— Я просто счел необходимым, счел своим долгом дать тебе совет, — возразил Клаудио, — и, насколько я понимаю, как отец, имею на это полное право.
Отторино улыбнулся.
— Спасибо.
Клаудио еще немного постоял, с сочувствием посмотрел на сына.
— И все-таки подумай...
Горестно вздохнув, младший дель Веспиньяни махнул рукой и изрек:
— Отец, я давно уже обо всем подумал, и я принял решение... По крайней мере, я хорошо знаю одно: мне без нее не жить...
Собрав детей, Эдера кивнула Маргарите:
— Ну, мы пойдем, прогуляемся... Наверное, поедем к морю, за город.
Мазино кивнула.
— До приезда Андреа вас ждать?
— Конечно, — воскликнула Эдера, — разумеется, а как же иначе!
Несмотря на исключительно жаркую и влажную погоду, Эдера была одета в светлый тонкий свитер и в джинсы. Впрочем, от этого она не проигрывала, а, скорее, наоборот, выигрывала: обтягивающая одежда только подчеркивала всю стройность ее фигуры.
Эдеру никогда нельзя было назвать красавицей в том смысле, в котором подразумевают красоту манекенщиц и фотомоделей, но она была очень и очень обаятельна тем обаянием, которое всегда отличает спокойных и счастливых женщин. На ее плече висела довольно-таки потертая замшевая сумочка — видимо, когда-то очень дорогая, потому что замочки на сумочке были серебряными.
Усадив Эдерину и Лало на заднее сидение «альфы-ромео», Эдера включила зажигание и отправилась за город — но только не туда, где они гуляли с Отторино вчера, то место бы навело ее на тягостные размышления и воспоминания...
Эдера, ведя автомобиль, сосредоточенно следила за дорогой, иногда односложно отвечая на вопросы детей, но в это же самое время думая о своем.
Несмотря на радость близкой встречи с Андреа, несмотря на совершенно объяснимое волнение, охватившее ее, из ее головы никак не шел Отторино.
Вновь и вновь она спрашивала себя, откуда такая назойливая забота, откуда такое участие со стороны этого пресыщенного жизнью человека?
И только ли дело в его одиночестве?
И вновь, в который уже раз, Эдера мысленно одернула себя — дескать, сколько можно думать об одном и том же, сколько можно ставить перед собой одни и те же вопросы, ответы на которые ей и так хорошо известны...
Сегодня ей звонила Чинция — дела ее в Канаде шли хорошо, и она, вроде бы, была бы непрочь совсем обосноваться там; но всяком случае, так поняла сама Эдерасо слов своей подруги.
— Но Эдерину я тебе все-токи не отдам, — смеясь, я шутку сказала крестная дочери Чинции,— я так привыкла к ней, что иногда задаю себе вопрос: кого я больше люблю — ее или Лало? Она такая милая, и я за это время так к ней привыкла...
— Я только рада этому, — ответила Чинция,— но Эдерину придется отдать... Если бы ты знала, как я скучаю без нее, дорогая!
— А я без тебя...
Конечно же, Эдера была бы непрочь подробно поговорить с Чинцией о своей жизни, но разговор этот был явно не телефонный — и Эдера отлично поняла, что теперь беседа невозможна.
О, если бы Чинция была тут, рядом — она бы навертка посоветовала, что делать, как вести себя, она бы наверняка бы высказала свое мнение...
Ведь в свое время она так помогла ей, когда после монастыря Эдера пришла в магазин готового платья и поселилась у нее!
Как она, Эдера, обязана этой простой и душевной девушке!
Или Марта...
Или Матильда...
О, как жаль, что никого из близких тут нет, как печально, что она никому не может излить душу, что теперь ей не с кем посоветоваться...
Да, как бы то ни было, но теперь, после того, как они переехали сперва в Виареджо, а затем — в Ливорно, у Эдеры оставался только один человек, к которому бы она могла обратиться за советом, только один, действительно любимый и любящий...
Андреа.
«Поскорее бы вернулся с Сицилии Андреа, — подумала Эдера, — тогда бы все встало на свои места... Да, наверное, когда его нет рядом, я полностью теряю чувство самоконтроля...»
Выехав на пустынный каменистый пляж, Эдера остановила автомобиль.