Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время. 2014

Вскоре после смерти Эрика Блэра появилась работа Эриха Фромма «Бегство от свободы», которая рассматривала тоталитаризм со специфической точки зрения социального психолога⁸¹². Многие мысли Фромма были навеяны романом Оруэлла, в частности анализ механизмов готовности масс подстроиться под общепринятые при тоталитаризме шаблоны поведения. «Подмена подлинных актов мышления, чувства и желания в конечном счете ведет к подмене подлинной личности псевдоличностью», - констатировал Фромм⁸¹³. Этот вывод отчетливо перекликался с основными идеями произведения Оруэлла, к которому через много лет Фромм написал глубокое и страстное послесловие: «Он хочет предупредить и пробудить нас. Он еще надеется, но в отличие от авторов ранних утопий западного общества, его надежда - это надежда отчаяния. Ее можно реализовать признав, как учит нас “1984”, опасность, с которой столкнулось сегодня все человечество, опасность общества роботов, которые потеряли последние следы индивидуальности, любви, критического мышления, и к тому же не осознают этого из “двоемыслия”. Книги, подобные оруэлловской, грозное предупреждение, и будет жаль, если читатель самонадеянно поймет “1984” как очередное описание сталинского варварства и не заметит, что книга касается и нас тоже»⁸¹⁴.

В 1951 году в США, в издательстве, опубликовавшем роман Оруэлла, вышла ставшая классической работа Ханны Арендт «Истоки тоталитаризма»⁸¹⁵. В качестве модели царства насилия Арендт рассматривала нацистский концлагерь, но это был лишь фон для значительно более широких рассуждений и обобщений. На анализе «тоталитарной личности» Арендт показала, что это «анатомизированный человек», потерявший свою идентификацию и персональные качества, ставший неотделимой частью толпы, податливой всевозможным манипуляциям. Тоталитарные движения - это движения дезинтегрированных масс, оторванных от социальной почвы, превратившихся в маргиналов, выбитых из традиционных ячеек. Именно на базе таких «неприкаянных» формируется, согласно Арендт, тоталитарная система.

В той или иной мере, с различной степенью глубины, в романе отразились мысли, развитые затем мировой исторической, политологической, психологической и философской литературой о тоталитаризме. К концу 1980-х годов, когда рушился Советский Союз - основной оплот тоталитаризма на земном шаре, книга Оруэлла была опубликована более чем на 60 языках общим тиражом не менее 10 млн. экземпляров. 1984 год был провозглашен ЮНЕСКО Годом Джорджа Оруэлла. В 2009 году лондонская газета «Таймс» включила его в список 60 лучших книг, опубликованных за последние 60 лет (начинался с 1949 года и книга Оруэлла значилась первой в списке)⁸¹⁶. Американский журнал «Нью-суик») поставил это произведение на второе место в списке ста лучших книг всех времен pi народов (на первом месте был роман Толстого «Война и мир»; на последнем - «Вторая мировая война» У. Черчилля)⁸¹⁷.

Судьба романа в России - отдельная захватывающая история. В самом конце 1960-х годов появился безымянный перевод. Книга распространялась в виде машинописных копий (иногда фотокопий), передавалась читателям на очень короткое время⁸¹⁸. Как заметил по этому поводу один из современных авторов, «есть что-то глубоко симптоматичное, что целое поколение русских читателей получало “1984” на одну ночь. В это время суток роман Оруэлла заменял сон и временами становился неотличим от него»⁸¹⁹. Один из диссидентов того времени В. Сокирко вспоминает:

«Сам я прочел эту книгу очень давно, кажется в 1969 году, в числе многочисленной тогда “самиздатской литературы”. Помню, я совсем не удивился тому, что эту фантастику приходится читать как нечто недозволенное. Хотя в ней речь шла о сверхтоталитарном строе в будущей Англии, но мне она показалась пародией прежде всего на наше сталинское прошлое. Без труда узнавались детали, сама атмосфера страховидной жизни, сгущенной только до фантастики. Впрочем, я уже тогда был способен предположить, что роман мог быть написан частично и по тенденциям самой английской действительности. Но вот некоторые мои знакомые, совершенно не причастные к правозащитному движению, вполне благополучные советские граждане, после чтения этого романа были совершенно убеждены, что это - пародия или даже пасквиль именно на нас»⁸²⁰.

А вот воспоминания В. И. Новодворской:

«Оруэлл был сокровищем самиздата. Когда в начале 70-х я впервые увидела его, это был громоздкий фолиант, переплетенный в поношенный лохматый картон, на папиросной бумаге. Переводы были плохие, явно домашнего изготовления. Где “телеэкран”, где “телекран”, где даже “телескрин”. Но было понятно, что это телекамера, недреманное око, соглядатай. Нам, “одинаковым и одиноким”, было понятно...