Одной из важнейших тем романа, неразрывно связанной со всеми остальными, - способы обработки сознания населения. В распоряжении Оруэлла было много источников, демонстрировавших, как это делается на начальном этапе формирования тоталитарного общества и как поддерживается затем при развитом тоталитаризме. В наибольшей степени в реальной жизни в этом преуспел СССР, поскольку нацистская Германия просуществовала только 12 лет и не успела развернуть во всю ширь свою тоталитарную систему, тем более что с 1939 года шла мировая война. В СССР же реальные процессы становления и упрочения тоталитаризма камуфлировались различными пропагандистскими ухищрениями и демагогическими формулами вроде «диктатуры пролетариата», «советской власти», «общественной собственности», «социалистического соревнования», «социалистической (коммунистической) перспективы». Американский историк Леонард Шапиро пишет: «Никто не понимал до Сталина, что подлинная цель пропаганды состояла не в том, чтобы убедить или хотя бы уговорить людей, а в том, чтобы снабдить их однородной системой официальных формул, в рамках которых малейший признак неортодоксальной мысли сразу же обнаруживается как режущий ухо диссонанс»810.
В оценке сущности большевистской пропаганды Шапиро был прав, хотя мифологический характер большевистской пропаганды возник не во времена Сталина, а еще в дооктябрьское время, точнее был унаследован от основоположников марксизма. Но лишь с приходом большевиков к власти он стал важнейшим инструментом в руках Ленина, Троцкого, Сталина и других вождей коммунизма. При этом сама методика мифической, лозунговой пропаганды изменялась и совершенствовалась, то есть приспосабливалась к уровню одурачиваемой толпы. «Совершенствование» в данном случае не означало нахождение более тонких и психологически улучшенных приемов обработки. В подавляющем большинстве оно шло в прямо противоположном направлении - в сторону примитивизации, ибо наряду с пропагандой важнейшим способом формирования послушного человеческого стада был свирепый террор.
Любое тоталитарное общество пытается охватить своим влиянием личную, интимную жизнь своих подданных. Это, однако, та сфера, которая особенно энергично сопротивляется контролю, а тем более регулированию. Тем не менее большинство населения верно соблюдает партийные установки касательно секса. И лишь отдельные особи (которых в конце концов ждет почти неизбежное «распыление»), даже в Океании, стране развитого тоталитаризма, ухитряются хотя бы на время (по крайней мере, они на это надеются) ускользнуть от зорких глаз полиции мыслей.
Вся половая жизнь объясняется двумя терминами: «злосекс» и «добросекс». Первое понятие покрывает все нарушения: блуд, прелюбодеяния, извращения и «нормальное совокупление, рассматриваемое как самоцель». «Зло-секс» карается смертью, и поэтому он почти искоренен. «Добросекс» - это «сожительство мужчины и женщины с целью зачатия и без физического удовольствия». Так что и в области интимных отношений тоталитарная Океания близка к «идеалу» намного ближе, чем гитлеровская Германия или сталинский Советский Союз.
Именно в таком обществе появляется новое поколение «тигрят, которые скоро вырастут в людоедов» - детей, следящих за собственными родителями, доносящих на них полиции мыслей, радующихся, когда родного отца или мать предают «распылению». Не проходило недели, чтобы «маленький герой» не подслушал «нехорошую мысль» родителей, выраженную в случайно вырвавшихся, хотя бы чуть-чуть критических, словах, и не донес об этом властям.
В любом обществе людей объединяет язык. Не случайно языку общения в Океании писатель уделяет исключительное внимание. О формирующемся «новоязе» на протяжении всей книги говорится как о единственном языке в мире, чей словарь с каждым годом неуклонно сокращается, а основная задача «новояза» в том, чтобы максимально «сузить горизонты мысли». Конечная цель звучит просто: сделать «мыслепреступление» невозможным, ибо для него просто не останется слов. Именно с этой целью идет непрерывная работа над словарем «новояза», 11-е издание которого готовилось к печати как раз в то время, когда развертывается действие романа. Более того, в качестве приложения Оруэлл включил в книгу нечто вроде научного трактата о «новоязе», который стал блестящим воплощением, сгустком внешне замаскированного, но отлично понимаемого типично британского сарказма, присущего всему роману, но особенно выпукло ощутимого именно здесь - в силу пародии на «научность».
Помимо введения, приложение состоит из «разъяснения» трех словарей - А (повседневная жизнь), В (политические нужды) и С (научные и технические термины):