Джессика

Первым, кого он увидел на входе в парк, был тираннозавр. Тираннозавр был всего пяти с половиной футов ростом и катил прогулочную детскую коляску, в которой сидел маленький зеленый гоблин. «Ну да, — вспомнил Малколм, — Хэллоуин же… уже сегодня, что ли? Нет, сегодня тридцатое, завтра. Но раз воскресенье, многие отмечают уже сейчас». Действительно, по парку с визгом носились черти, вампиры, зомби и прочая потусторонняя публика, а некий взрослый пират с повязкой на глазу и залихватскими усами вещал собравшейся вокруг него юной нежити о «мистических историях нашего города». «Я бы мог рассказать вам одну, — подумал с усмешкой Малколм, проходя мимо. — Интересно, кстати, слышали эти дети про отрезанное лицо и извлеченный из озера труп? Уж наверное слышали. Но все равно внимают придуманным байкам. Хотя, возможно, эти байки им рассказывают именно для того, чтобы они поскорее забыли про реальные страшные вещи. Да и, собственно, весь Хэллоуин придуман именно для этого…» С ветвей вдоль аллеи кое-где свисали лохмы гигантской искусственной паутины, а между деревьями виднелись туши огромных пауков (абсолютно нереалистичные) и фигуры вылезающих из земли мертвецов (а вот эти уже сделаны были получше и, пожалуй, в темноте и впрямь могли напугать человека, забывшего про Хэллоуин).

Однако Малколм не стал углубляться в аллею. Нет, не сегодня. Он решительно вернулся в центральную часть парка, всунув в уши наушники, чтобы не слышать детский визг, и неспешно побрел вдоль берега озера. Вот в этом самом месте ему, наконец, удалось остановить «Роллс-Ройс», едва не съехавший в воду… воспоминание было таким четким, что впору было высматривать в стриженой траве следы пропахавших дерн колес — хотя Малколм понимал, что на самом деле их тут нет и никогда не было. Равно как и башни на противоположном берегу… но, всмотревшись, он смог различить отсюда дерево с цилиндрической кроной, а затем и черточку скамейки под ним — и почувствовал холодок в животе, глядя туда.

«Не сегодня, Джессика, — повторил он. — Тогда, когда я смогу смотреть на твою скамейку с радостью, а не страхом».

Постояв так, он повернулся и пошел к выходу, чуть ли не ожидая, что вот сейчас, когда она поймет, что он уходит, у него пойдет носом кровь, потемнеет перед глазами или случится еще какая-нибудь дрянь. Но ничего не случилось. Он благополучно вышел из парка и, побродив еще по украшенным тыквами, скелетами, бутафорскими могильными камнями и привидениями из марли улицам, через пару часов вернулся в кампус, где пообедал вполне с аппетитом и без негативных последствий.

Вечер он посвятил домашнему заданию, сроки сдачи которого уже поджимали; Рик, в очередной раз откуда-то явившийся, одобрительно хмыкнул и сказал, что займется тем же самым. Малколм меньше всего нуждался в его одобрении и компании, но вышло так, что они вполне конструктивно посидели вместе над примерами, совместным мозговым штурмом одолев самые сложные из них. Углубившись в математику (которая, черт побери, все же интересная наука, если не вести неравную битву со сном на лекциях и не думать о ней в категориях авралов и оценок за тест), Малколм весь вечер не вспоминал о Джессике, и лишь когда он стал укладываться спать без всякого намерения уйти в ночь, очередной одобрительный взгляд Рика вызвал у Малколма (который ненавидел драки, да) желание заехать соседу по его самодовольной физиономии.

— Завтра наше братство устраивает большую хэллоуинскую вечеринку, — сообщил Рик уже из темноты. — Вход для всех желающих, не только для членов. Не хочешь сходить?

— Рик, по-моему, я уже все объяснил тебе о своем отношении к вечеринкам.

— Ну… люди меняются, не так ли? Ну нет так нет, скучай дома. Или у тебя твой собственный Хэллоуин?

Малколм сжал зубы в темноте. Затем медленно и спокойно сказал:

— Это не смешно, Рик.

— А что такое? — невинно осведомился он. — Я просто подумал, вдруг ты идешь куда-то еще. Ну, мало ли где завтра будут праздничные мероприятия.

«Мы оба прекрасно знаем, что ты подумал», — зло произнес про себя Малколм, но промолчал.

— Кстати, знаешь, откуда пошел этот праздник? Я имею в виду еще в дохристианскую эпоху, конечно.

— Считалось, что этот день ровно посередине между летом и зимой, — ответил Малколм тоном человека, которому задают чертовски надоевший вопрос. — И соответственно — между жизнью и смертью. Якобы в этот день исчезает граница между миром живых и мертвых.

— Да, но почему? А просто в этот день забивали скотину на зиму. И приносили жертвы духам, чтобы они помогли пережить суровую зиму, — Рик чуть помолчал и добавил: — Я думаю, они там не только скотину забивали, кельты эти.

— Уж если люди празднуют приближение собственной смерти, то есть дни рожденья, то чем кельтские жертвоприношения хуже, — проворчал Малколм. — Разбуди меня завтра к первой паре, если сам не проснусь.

— Окей.