Джессика

Annotation

Хоррор в стиле Стивена Кинга с элементами детектива и психологической драмы.

Первокурсник Малколм, радикальный интроверт, тяжело переживает из-за того, что, согласно правилам университета, ему придется весь первый год жить в общежитии и терпеть общество соседа по комнате. В поисках желанного одиночества он забредает в самую дальнюю и малолюдную часть городского парка и встречает там девушку своей мечты. Прекрасную, чистую и светлую, совсем не похожую на презираемых Малколмом сексуально озабоченных сверстниц. Проблема лишь в том, что эта девушка уже десять лет как мертва…

Джордж Райт

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

Джордж Райт

Джессика

Данная история — продукт вымысла. Всякое сходство с реальными лицами, живыми или мертвыми — особенно мертвыми! — является случайным.

А может, и нет.

Малколм набрел на эту скамейку на третьей неделе после начала занятий в университете.

Точнее говоря, до этого он уже несколько раз проходил мимо во время своих вечерних прогулок вокруг озера, но никогда прежде не останавливался именно здесь — хотя, казалось бы, это уединенное место идеально соответствовало его настроению. Скамейка, полускрытая в тени дерева, стояла почти у самой воды на восточном берегу озера, в то время как большая часть города, университет и «цивилизованная» часть парка лежали на западном, и большинство гуляющих обыкновенно паслись именно там. Специально для любителей активного образа жизни озеро опоясывала асфальтированная дорожка (внешняя сторона для велосипедистов, внутренняя для бегунов, как возвещали нарисованные на асфальте знаки), длина которой (как было услужливо обозначено там же) составляла ровно три с половиной мили; соответственно, чтобы добраться до скамейки от входа в парк, требовалось преодолеть примерно половину этого расстояния. Слишком далеко для мамаш с детьми, собачников и прочей лениво фланирующей публики — но и слишком близко для угрюмо топочущих по асфальту бегунов, чтобы им понадобилось делать здесь привал; эти обыкновенно нарезали целое число кругов, как и велосипедисты, которые, должно быть, вообще едва замечали скамейку под деревьями, проносясь в полусотне футов позади нее по своей внешней дорожке. Непосредственно к скамейке выводила другая дорожка — узкая грунтовая тропинка, тянувшаяся вдоль самой воды и мало подходящая для бегунов и велосипедистов из-за многочисленных выступающих из земли корней.

Но велосипед Малколма остался дома, почти в полутора сотнях миль от его нынешнего места обитания, а бегать он ненавидел. Он любил ходить.

Еще он любил одиночество. Нет, он не страдал никакими фобиями и к мизантропам себя тоже не относил. Скорее его кредо можно было выразить словами: «Пусть людям будет хорошо, но пусть им будет хорошо подальше от меня. Пусть они ко мне не лезут, пока я сам их не позову». Малколм не прочь был пообсуждать серьезные темы с умным собеседником — но терпеть не мог пустых и бессмысленных разговоров, из которых по большей части и состоит обычное каждодневное общение. Вплоть до традиционного «Привет, как дела?», на которое полагается столь же традиционно отвечать «Отлично». Малколм неоднократно из принципа отвечал «Отвратительно!», и почти во всех случаях — особенно если собеседником был посторонний типа кассира в магазине — все равно слышал в ответ «Это хорошо». Не потому, разумеется, что над ним хотели поиздеваться — просто собеседник на автомате отрабатывал ритуал, не вдумываясь ни в то, что говорит, ни в то, что слышит в ответ. Вот зачем это нужно?!

Если ты кассир, твое дело — посчитать деньги и выдать сдачу, а не интересоваться, как мои дела, которые тебя, во-первых, не касаются, и на которые тебе, во-вторых, глубочайшим образом плевать.

Но кассиры были, разумеется, мелочью. Сильнее всего Малколма раздражали сверстники. Шумные, навязчивые, с их примитивными разговорами, тупым жаргоном (вот зачем коверкать свой собственный язык?! Малколму эти уродливые словечки резали уши почти физически), плоскими шутками. В младших классах его пытались травить, но в конце концов отстали — не очень-то интересно дразнить того, кто не бесится в ответ и даже не пытается убежать, а лишь глухо замыкается, как черепаха в панцире. В старшей школе его уже не пытались вывести из себя целенаправленно, зато любимой темой у одноклассников стала всевозможная похабщина. Малколма от нее мутило.

Но занятия в школе заканчивались, и Малколм мог вернуться домой и запереть за собой дверь. Остаться наедине с книгами, компьютером и сборными моделями самолетов, которые он старательно клеил и раскрашивал аэрографом. Это было чудесно.