Дыхание в унисон

Это был тот самый случай, один из очень немногих, когда пришлось просить помощи у старшей сестры. Соня очень не любит вспоминать эту историю. Нет, Лина не отмахнулась, наоборот, она тараном пошла поперек обстоятельств и добилась своего, помогла сестренке не просто получить работу, но и определить свою профессиональную дорогу на всю жизнь. Но как же это обидно, когда приходится добиваться своей цели под крылом знаменитой сестры! А если бы сестра не была знаменитой — как тогда жить? Тот самый случай, когда принято говорить «все хорошо, но осадок остался». Или это такой не по чину независимый характер либо просто отсутствие житейских навыков. Справедливости ради приходится признать, что этих столь необходимых навыков Соня так и не наработала до конца своей жизни. Зато с профессией определилась раз и навсегда.

— Лина, как тебе это удалось? Какими словами мне тебя благодарить? Это лучшее из того, на что сегодня я могла рассчитывать. И то, чем я готова заниматься всю жизнь! — У Сони от счастья голос дрожит и все силы уходят на то, чтобы не расплакаться. А Лина младшенькую весело успокаивает:

— Ну что ты в самом деле, а представь, что мне твоя помощь понадобится — ты что, не бросишься на любую амбразуру? Я уверена, что все сделаешь для меня! Мы ведь с тобой одной крови, чтобы понять это, никакой Киплинг не нужен! Будем считать, что это наша общая победа. Ура.

Так начинается путь Сони в профессии длиной, можно сказать, в целую жизнь. Она погружается в книгу вся без остатка. Ей нравится, как пахнет только что полученная из типографии новорожденная книга, ей нравится неторопливо листать тот продукт, который провел на ее рабочем столе немало времени — сначала в виде просто букв, постепенно обретая контуры и значение вместилища мудрости. Ей нравится руководить процессом создания книги — заказывать видеоматериалы, рыться в источниках, уточняя факты и даты, добиваться развития авторской мысли и отсечения всего лишнего. Ей нравится делать книги.

Вне своей работы Соня понемногу проникается тонкостями спортивного мира, в котором живет Вадим, учится пользоваться какими-то понятиями, осваивает, разумеется, чисто теоретически профессиональный мир мужа. И теперь, сидя у экрана телевизора, может с немалой долей уверенности высказывать свое мнение:

— По-моему, эта гимнастка тяжеловата (медлительна, слишком худа, мала ростом и пр.).

— Да тебе пора судейскую категорию присвоить, — насмешливо отзывается муж. А он с годами даже проявляет не просто интерес, но понимание сути ее дела. И Соня смеется, когда, читая газету или журнал, он вдруг произносит вслух какую-то фразу и недоуменно спрашивает:

— Разве так можно сказать? Это правильно?

— Ну, видишь, ты еще не редактор, но уже муж редактора. Давай совершенствуйся!

Их жизнь понемногу обрастает всеми атрибутами устойчивости — жилье, привычки, вкусы. На смену когдатошней пылкой влюбленности приходит надежная супружеская любовь, замешанная на дружбе и уважении. На смену метаниям — стабильность.

Такие времена

Сын в хорошей школе, по-прежнему брызжет синевой глаз, с легкой руки отца пробует себя понемногу во всех видах спорта, читать научился, наверное, раньше, чем говорить, — спасибо деду. Их любовь-дружба длится, пока дед жив, да и потом не проходит, только становится для парня односторонней, безответной, и он долго не может заполнить эту пустоту. Единственное, что он в силах сделать в память об Аврааме, — это выполнить его мечту, выбрать медицину своей дорогой жизни, как дед когда-то. Если бы дедушка успел об этом узнать, был бы счастлив. Но это еще так нескоро! Хотя… Рабочий день порой мучительно долог, а годы жизни свистят в ушах, только успевай оглядываться. Начинаешь что-то понимать глубокое — тут все и кончается.

Авраам уходит мучительно, все поняв о себе намного раньше, чем его коллеги. Он долго держится, молчит, старается не показать близким, что болен, потому что Фирочка уже тянет за собой обоз сердечных хворей после серии инфарктов и он пристально занят ее здоровьем, старается оберегать жену от любого негатива, пока недуг его самого не укладывает в постель. В больничной палате Соня мечется между матерью и отцом, пытаясь помочь обоим, хотя знает, что не в ее это силах.

— Тебе надо кое-что понять, дочь. Так устроена жизнь, моя песенка спета… Это так ужасно, когда голова не может приказать ногам… Ты прости, наследства я тебе в сундуках не оставляю, для меня всегда главным было — оставаться человеком. Надеюсь, и для тебя тоже. А мама еще поживет. Лет девять.

Это их последний осмысленный разговор, дальше — царство боли.

Позже, проходя по больничному коридору, Соня слышит разговор двух нянечек-монашек:

— Жалко этого доктора, стольким людям жизнь вернул. Может, неделю еще помучается, не больше.

— Не больше. А жена еще лет девять протянет.

Откуда они знали?