Читаем Дыхание в унисон полностью

Он молча обходит женщину, как дерево или телеграфный столб, и бредет в сторону своего дома, к своей жене и детям. А в душе поднимается такая горькая волна отвращения к себе, чувства вины, самоуничижения. «Чем я лучше этого несчастного Залепухи? Тоже бросил женщину, да еще с ребенком. Да, не жена и на смерть ее не обрек, но ведь и не помог. Да, не обещал, напротив, мы сразу решили, что никто никому ничего не должен, она просто хочет ребенка. Но я ведь человек, не жеребец-производитель. Как я мог! И что теперь делать, как разрубить этот узел?» В таком черном настроении появляется Авраам в доме, и Фирочка по его молчанию и по тому, как отводит глаза, сразу понимает, что все непросто. Да она и без того знала с самого начала, что просто не будет. Между тем стол уже накрыт к обеду, правда, детей еще нет, но вот-вот вернутся, надо постараться сделать вид. Не выходит.

— Что? — почти беззвучно выдыхает она.

— Все в порядке, — каким-то не своим, треснутым голосом выдавливает из себя Авраам и тут же торопливо продолжает: — Все в порядке, все хорошо. Да и что может быть плохо, когда мы вместе! Только, знаешь, неспокойно мне, там больные ждут, не умею я так отдыхать, давай уедем поскорее.

Фирочке приходится сделать над собой некоторое усилие, чтобы поверить, но поверить так хочется, что почти без паузы она отвечает энергичным кивком. А в душе говорит себе: «Ну, он же не сказал, что должен ехать срочно и без меня, значит, все нормально. Глупо было думать, что они не встретятся. Встретились и разошлись, все нормально. И мне же лучше увезти его отсюда как можно скорее».

Конечно, до отъезда он еще успел познакомиться с девочкой Ганей и ни на миг не усомнился, что это его дочь — так она оказалась похожа лицом на старшую. В душе его смешались неловкость, неуверенность, чувство вины и огромное желание испытать отцовскую любовь к этому ребенку, и он сам не смог бы определить, с чем он ушел после этой встречи. Он только слышал все эти несколько минут на мосту, когда они встретились, высокий и громкий голос Нины, непрерывно повторявшей: «Это твой отец, он хороший, поцелуй его!» А девочка прижималась к матери и смотрела удивленно и испуганно. Сам Авраам испытал ужас и панику, не зная, как поступить, если ребенок послушается матери. Девочка оказалась умнее. Или деликатнее.

* * *

Дальше жизнь мчится неудержимым каскадом: уволиться с работы, обеспечить девочек дровами и углем до конца сезона, побывать в школе и в техникуме, предупредить учителей, что дети останутся одни (в техникуме к Фирочкиному визиту отнеслись с большой иронией: «У вас вполне взрослая и очень независимая дочь, в семнадцать лет уже замуж выходят, а у нее еще и война за плечами!»), повидаться с близкими друзьями…

И вот наконец из дальнего угла вытащен видавший виды фанерный чемодан с навесным замком, и Авраам со всей свойственной ему обстоятельностью укладывает необходимые вещи: две смены постельного белья, и еще две остаются девочкам, чугунок, чайник, сковородка, миска для мытья посуды, полотенца, мыло, зубной порошок и зубные щетки, оба Фирочкиных платья, да еще халат и обе смены нижнего белья, туфли и ботики, да еще плащ, а зимнее пальто она наденет на себя. Вещи Авраама все умещаются в его вещмешке.

Поезд мчит их в другую жизнь, в неизвестность, но Фирочка раз и навсегда запретила себе любые тревоги: она опять мужняя жена, ее Авраам рядом, и это он ее увозит подальше от множества глаз и языков, всегда готовых заняться не своими проблемами. Она для себя сконструировала универсальную формулу: «Все будет так, как будет, и никак иначе» — и собирается всегда и во всем следовать этому принципу.

<p>На новом месте</p>

Все оказалось еще более удивительным, чем можно было ожидать. Совершенно незнакомый язык. В гимназии учила французский, мало что осталось в памяти, но все же. Немецкий не учила, но он немножко похож на идиш, кое-что удается понять. А тут редко-редко услышишь знакомое слово, да вообще все совершенно чужое. Знающие люди говорят, что балтийские языки больше всего похожи на финский и венгерский. Для Фирочки это все равно что объяснить, насколько Северный полюс похож на Южный, она ни там ни там не была, не видела. Потому любое общение с местными людьми для нее — проверка собственной психики на прочность.

Перейти на страницу:

Все книги серии Биография эпохи

«Всему на этом свете бывает конец…»
«Всему на этом свете бывает конец…»

Новая книга Аллы Демидовой – особенная. Это приглашение в театр, на легендарный спектакль «Вишневый сад», поставленный А.В. Эфросом на Таганке в 1975 году. Об этой постановке говорила вся Москва, билеты на нее раскупались мгновенно. Режиссер ломал стереотипы прежних постановок, воплощал на сцене то, что до него не делал никто. Раневская (Демидова) представала перед зрителем дамой эпохи Серебряного века и тем самым давала возможность увидеть этот классический образ иначе. Она являлась центром спектакля, а ее партнерами были В. Высоцкий и В. Золотухин.То, что показал Эфрос, заставляло людей по-новому взглянуть на Россию, на современное общество, на себя самого. Теперь этот спектакль во всех репетиционных подробностях и своем сценическом завершении можно увидеть и почувствовать со страниц книги. А вот как этого добился автор – тайна большого артиста.

Алла Сергеевна Демидова

Биографии и Мемуары / Театр / Документальное
Последние дни Венедикта Ерофеева
Последние дни Венедикта Ерофеева

Венедикт Ерофеев (1938–1990), автор всем известных произведений «Москва – Петушки», «Записки психопата», «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора» и других, сам становится главным действующим лицом повествования. В последние годы жизни судьба подарила ему, тогда уже неизлечимо больному, встречу с филологом и художником Натальей Шмельковой. Находясь постоянно рядом, она записывала все, что видела и слышала. В итоге получилась уникальная хроника событий, разговоров и самой ауры, которая окружала писателя. Со страниц дневника постоянно слышится афористичная, приправленная добрым юмором речь Венички и звучат голоса его друзей и родных. Перед читателем предстает человек необыкновенной духовной силы, стойкости, жизненной мудрости и в то же время внутренне одинокий и ранимый.

Наталья Александровна Шмелькова

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии