Но поразительнее этого увенчанного падальщиками заостренного Клыка, который, казалось, хотел проткнуть эмпирей[132] своим коническим пиком, были его корни. В самом деле, вихрь, сгенерированный стеной урагана, обладал такой мощностью, засасывал к небу потоки воды настолько громадные, что основание скалы обнажилось больше чем на десять метров. Слизкие водоросли на подножии демонического Клыка создавали впечатление блестящей черной десны. Эти внутренние подводные ярусы чудовищная буря обнажила, возможно, впервые со времен сотворения мира…
– Вон там, смотрите, пещеры! – воскликнула Поппи, показывая пальцем на впадину, созданную искусственным отливом. Черные дыры, похожие на разверстую гниль, упирались в глубины Клыка.
– Да, это пещеры, – подтвердил Гюннар. – Те самые, куда отважные избранницы сейчас отправятся. Одни, без шума и суеты. Участницы должны будут вернуться к концу ночи до отплытия «Ураноса». Запомните хорошенько, все четверо: ровно в шесть часов утра мы отчалим.
Великан ударил в ладоши своих могучих рук.
– Время не терпит! Раздайте всем восковые пробки!
Члены экипажа «Ураноса» вынесли на палубу мешочки, наполненные восковыми шариками, присутствующие гости их жадно расхватали.
– Совсем как в «Одиссее»[133], которую мы изучали с мадам де Шантильи в прошлом году на уроках светской беседы, – заметила Поппи. – У Гомера Улисс и его путешественники затыкали уши восковыми пробками, чтобы не слышать песню сирен.
Повторяя за матросами плавучей цитадели, гости лихорадочно запихивали бесценные восковые шарики себе в уши. Экипаж «Невесты в трауре» тоже не остался в стороне: мы находились в самом сердце королевства сирен, где крики дампирши не могли заглушить их околдовывающего зова. Впрочем, показалось, что сквозь торжественные звуки Больших Орга́нов и пронзительного воя гальюнной фигуры я уловила мелодичные голоса… Протяжное пение, пока еще неясное, но удивительно чарующее. Сирены уже здесь, совсем рядом?
Заинтригованная, я приблизилась к краю палубы… положила пальцы на обледенелый леер… облокотилась, чтобы вглядеться в таинственные воды… наклонилась ниже к источнику этой пленительной, дивной мелодии, которая…
– Очнитесь!
Рука, такая же ледяная, как и бортовое ограждение, железной хваткой сомкнулась на моей: Гиацинт де Рокай оттащил меня от края палубы и грубо развернул к себе.
– Вы едва не вывалились! – рявкнул он.
Я пробормотала слова благодарности, но вампир показал на свои уши, которые уже были плотно закупорены воском. Он протянул мне шарики, я схватила их и поспешила, в свою очередь, плотно заложить ими слуховой проход. Уханье дампирши, торжественные аккорды орга́нов, сладостный зов сирен и даже хлопанье ближайших ко мне парусов на ветру – все исчезло за ватной тишиной.
Я не могла услышать Поппи, но без труда расшифровала слова горячей поддержки на ее губах, подкрашенных в цвет темной мальвы, а также молитвы, вибрирующие на устах Прюданс. Зашари ограничился кивком головы в качестве напутствия. И только Бледный Фебюс с высоты своего балкона, освещенного канделябрами, сидя за клавишами Больших Орга́нов, одиноко наблюдал за отплытием избранниц.
Капитан Гиацинт провел меня через мостики до «Невесты в трауре» и уже оттуда спустил в воду шлюпку, в которую мы погрузились вместе с небольшой командой гребцов с обветренными лицами – мой последний кортеж перед тем, как я продолжу свой путь в одиночку.
Ялик отправился к Клыку Смерти. Я наблюдала, как весла взбивали волны, но не слышала ни единого всплеска. Зловещий контур скалы, избиваемый шквалами ветра, беззвучными, как в кошмарном сне наяву, приближался к нам в тишине. По мере того как его рваные контуры проступали все четче, я различала сломанные мачты, зажатые между камней, и клочки парусов, мертвой кожей развевающиеся на ветру – все, что осталось от «старателей», которые верили, что можно безнаказанно грабить реликварий в интересах богатых коллекционеров старушки Европы… Следов сирен, напротив, нигде не наблюдалось: я не только их не слышала, но и не видела. Где они прятались посреди разбушевавшейся стихии, застилавшей глаза и хлеставшей меня по щекам?
Раз десять шлюпка едва не перевернулась, и десять раз де Рокай, вцепившись в колесо штурвала, выравнивал курс ялика, чтобы избежать катастрофы. Буря дала возможность этому не имеющему себе равных штурману продемонстрировать виртуозность. Наконец, наша скромная шлюпка достигла маленькой бухточки, относительно защищенной от ветра, в глубине которой ей удалось удержаться, не разлетевшись в щепки под напором яростных волн.