– Отпей из моего горла, чтобы взбодриться, – предложила я.
– Не… не хочу обескровить тебя… – проскрипел лорд слабым голосом.
– У меня еще есть силы, а у тебя их почти не осталось.
Расстегнув ворот широкой рубахи, я приблизилась в темноте к вампиру, мягко притянула его голову к себе, но не для поцелуя, как тогда в каюте Рейндаста на борту «Ураноса». Я хотела, чтобы он припал к моей пульсирующей ключице. Закрыла глаза, ожидая болезненный укус…
…но вместо него почувствовала холодную щеку на своей груди, жесткий гребень коснулся моего лица. Стерлинг, не проронив ни слова, замер.
– Уснул, – взволнованно прошептала я.
Зашари потряс лорда, чтобы разбудить, но тщетно. Я остановила дальнейшие попытки луизианца:
– Дай ему поспать. Он еще слаб.
– Но без него мы слепы!
– Веская причина, чтобы дать ему набраться сил. Его глаза – наши глаза. Мы снова двинемся в путь, когда они откроются.
Странен наш побег: мы ушли, будто улетели, и вот, снова обездвижены. Новая темница теснее, чем одинокие камни, – слепота воздвигла непроницаемый барьер. Я даже не имела возможности проверить по карманным часам, сколько часов нас отделяло до следующей ночи: слышала «тик-так», но не различала стрелок.
В этой тюрьме тьмы нам с Зашари ничего не оставалось, как, сидя на неровном полу, ждать. Мы прислонились друг к другу спинами, чтобы в случае атаки встретить врага лицом к лицу. Мой товарищ по дозору сжимал в кулаке свою шпагу, а я острый камень, подобранный наугад с земли. Голова вампира лежала на моих коленях.
– Ты действительно любишь его? – спросил вдруг луизианец, интонацией выражая сомнение. – Признаюсь, мне непонятно. Не должны ли фрондеры быть заклятыми врагами кровопийц?
– Я понимаю не больше твоего. Никогда не предполагала, что Стерлинг Рейндаст появится в моей жизни. Он перевернул все мои представления.
– Вы должны остановиться. Ваша история невозможна, тебе известно не хуже меня. Безумие надеяться на другое.
Слова моего союзника задели за живое:
– Любовь, плодом которой ты являешься, тоже была невозможной.
Заш помолчал, потом тихо выдохнул:
– Ты права, Жанна Фруаделак.
– Знаешь, одна подруга как-то сказала мне: любовь – это немного надежды и много безумия.
– Подруга умеет выражать свою мысль, но знала ли она, о чем говорила?
– Она говорила о тебе, Зашари де Гран-Домен.
Спиной я почувствовала, как взволнованное дыхание юноши расширило его грудную клетку.
– Говорила… обо мне?
– Да, о тебе, и ни о ком другом. На устах девушки только твое имя, но я никогда не слышала ее имени на твоих.
– Прозерпина… – прошептал Заш.
Настала моя очередь удивляться:
– Ты знал?
– Как не знать, когда твое сердце тает каждый раз при ее улыбке, одновременно дерзкой и робкой? Как оставаться равнодушным при звуках ее хриплого смеха?
– Но ты ничего никогда не говорил!
Луизианец тяжело вздохнул, вибрации его тела отдались в моем.
– Я делал все, чтобы забыть Поппи. Потому что история с ней – это безумие, на которое я не имел права. Вся моя энергия была направлена на одну-единственную цель: убедить Короля отменить рабство. Ты знаешь, что Нетленный отрицает союзы, скрепленные не его руками. То был риск, которому я не хотел, нет, которому не мог подвергать себя.
Горькое сожаление слышалось в словах Заша. Он запретил себе отвечать на авансы Поппи, боясь вызвать недовольство Нетленного, пожертвовал любовью, которая в Версале могла бы облегчить его тоску по родному дому. Только сейчас юноша осознал, что верность неблагодарному суверену не стоила того.
– Не будем об этом. В любом случае, слишком поздно: я больше никогда не увижусь с Поппи. Мы принадлежим разным мирам: я – фрондер, она – оруженосец Короля.
Не успела я возразить ему, как тишину галереи нарушил хруст. Спина Заша мгновенно напряглась.
– Ты слышала? – прошептал он. – Звук с твоей стороны, верно?
– Да, где-то рядом. До сих пор продолжается.
Хруст усиливался… и приближался, под тяжелыми ботинками трещал мелкий гравий. Я потрясла Стерлинга, пытаясь разбудить его, но мне не удалось, как ранее не удалось Зашари. Тогда я осторожно переложила безжизненную голову со своих колен на плоский камень и встала, сжимая пальцами булыжник, готовая защищать себя и своего спящего красавца.
– Это Тристан. Я узнала шаги.
Страх сдавил мою грудь. Нахлынули воспоминания о прошлогодней первой встрече с привидением. Той декабрьской ночью, едва ли светлее этой, под тяжелыми шагами призрака гололед набережной Сены ломался так же, как гравий сейчас. Я не смела представить бездны океана, которые пересек монстр, сотрясая дно своей неумолимой поступью, чтобы добраться до меня…
– Берегись, нечисть! – внезапно прорычал луизианец.