Двор Ураганов

Но Фебюс настаивал: схватив мое запястье длинными пальцами-сталактитами, он потащил меня в угол сокровищницы. Там одним рывком сдернул полотнище, открыв замечательное псише[151] в раме, декорированной золотой лепниной. В широкой зеркальной поверхности я увидела свое отражение в полный рост: лаковые туфли, платье из тюля, скрытое под длинной белой шубой, лицо с посиневшими от холода губами. Фебюс не отражался, вернее, отражался не полностью. Камзол цвета слоновой кости и бархатные бледные брюки четко виднелись, но длинные руки, меланхоличное лицо были полупрозрачны, как стекло. Свет масляной лампы проходил насквозь высокого открытого лба, и я могла даже наблюдать сверкание сокровищ через его прозрачные щеки.

Голос мужчины, словно северный декабрьский ветер, просвистел у края моего уха, пронзив иголочками мою шею:

– Помнишь, в ночь нашего знакомства я сказал тебе, что на самом деле не принадлежу этому миру? Смотри, вот доказательство. Я как джинн из лампы.

Вздохнув, он отступил на шаг, оценивая мою реакцию.

– Ты молчишь. Я тебя пугаю? Вызываю отвращение?

От волнения я потеряла дар речи и не могла ответить. Призрачное отражение Фебюса не внушало ни ужаса, ни неприязни, но ввело в ступор. Потому что его полупрозрачную кожу я уже видела… то была моя кожа, из последнего кошмара, до того как настойка положила конец ночным видениям. В зеркале, которое протягивала мне мама, я тоже была стеклянной куклой.

– Я… я просто удивлена, – пролепетала я. – Это так необычно.

– По этой причине Гюннар запретил зеркала в моих покоях. Чтобы я каждый раз не сталкивался со своей необычностью.

Я решилась высказать предположение:

– Бессмертные вовсе не имеют зеркального отражения. Может, ты немного… вампир? Поэтому трансмутация, предложенная Королем Тьмы, не очень-то и интересует тебя?

Конечно, задавать настолько прямой вопрос – дерзость с моей стороны, но я не удержалась, потому что, спрашивая, не вампир ли он, хотела понять, кем было похожее на него существо из моего ночного кошмара.

– Я не питаюсь кровью и не боюсь солнца, если ты об этом.

Некоторые существа-гибриды, такие как гальюнная фигура «Невесты в трауре», могут отважиться в течение короткого времени или под защитой вуали встретить лучи солнца. Но, по словам Клеанта, дампиры нежизнеспособны и не могут жить дольше нескольких недель. А Фебюс существовал в этом мире двадцать два года.

– Что касается трансмутации, у меня есть еще месяц перед свадьбой, чтобы подумать. Кто может сказать наверняка, как подействует на меня операция? Я не знаю, кто я есть. Я даже не знаю, что я есть. Почему не тот самый джинн из лампы? Мне кажется, с тобой я смог бы перевернуть страницу, забыть похоронную мелодию прошлого и сочинить новую музыкальную тему: нашу, общую.

Улыбка мужчины стала шире, озарив опалового цвета лицо. В это мгновенье он больше не измученный фантом, который прячется за клавиатурой орга́на. Он – настоящий бог Фебюс, который сияет, как холодное зимнее солнце.

– Ты сказала, что джинн исполняет желания, даже самые смелые, – с пылом воскликнул капитан. – Вот мы и спустились сюда, чтобы исполнить твое. – Широким жестом он обвел зал сокровищ. – Скажи, что тебе доставит радость, Диана? Кольцо с рубином, похожее на то, что я подарил Кармен?

Я вспомнила, почему мы здесь, в сокровищнице. Только один камень имел подлинную ценность в моих глазах.

– Нет, красный не подходит к цвету моей кожи, – притворилась я.

Жених схватил колье из черного жемчуга, свисавшее с канделябра, и встал за моей спиной. Он не увидел талисман, спрятанный глубоко в моем декольте, а на кожаный шнурок не обратил никакого внимания

– Ты позволишь? Эта парюра подчеркнет сияние твоей кожи.

Мужчина осторожно приложил колье к моей шее, чтобы я полюбовалась на свое отражение в псише. Жемчужины блистали мягкой красотой, отбрасывая радужные блики. Но я с трудом удерживала взгляд на них: полупрозрачный силуэт Фебюса за спиной тревожил меня, холод его рук и колье на моей коже заставляли дрожать.

– Мне кажется, этот черный немного печальный, – продолжала кокетничать я. – Все-таки мы собираемся праздновать нашу свадьбу, а не похороны.

Моя попытка пошутить провалилась. Улыбка Фебюса потухла. Его солнце зашло. Он поднял шкатулку из розового дерева, приоткрыл крышку, демонстрируя прекрасные каплевидные серьги лазурного цвета.

– Эти сапфиры чудесно оттенят блеск твоих серо-голубых глаз, – предложил жених менее уверенно.

– Наоборот. Боюсь, они будут соперничать с моими глазами.

Выражение крайнего замешательства появилось на лице Фебюса:

– Я не понимаю. Думал, что ты хочешь, чтобы я сделал подарок, но тебе ничего не нравится.

Он отбросил сапфиры, будто это был мусор.

– Выбери тогда сама украшение, если считаешь, что я не способен этого сделать!

Я прекрасно осознавала, что мои наигранные капризы только что разрушили романтику, и, чтобы скрасить неловкую ситуацию, выдавила из себя беззаботную улыбку. Но Фебюс не улыбался: очарование момента было нарушено, и между нами повисло скрытое недовольство капитана.