– Все людей посылают, – сказал он ему, – так и мне негоже от других отставать. Вот тебе мой перстень. Вернись на Рязань, в вотчину, и там собери сто человек конных да сто пеших. Казны возьми, одень их как след и сюда веди. Тебя старшим сделаю. А как приедешь, поклонись Семену Андреевичу. Он тебя во всем наставит.
В тот же день Алексей стал собираться в дорогу.
– Что ж, – сказал Терехов князю, – мы не хуже других! Люди ставят, и мы можем. А хотел я тебе одно сказать: пока что до войны, обвенчать бы нам детушек! А?
– А то как же иначе‑то! – ответил, усмехаясь, князь. – Первое дело! К тому времени, как походу конец, у нас, глядишь, и внук будет!
Вечером к князю пришел Шереметев.
– Нехорошее деется, князь, – сказал он.
– А что?
– Да помилуй, Шеина в голову! Что он за воевода? Князь‑то Пожарский прослышал стороною и говорит, что недужен. С этого добра не будет!
– Ну, говори! – остановил его князь. – Прозоровский пойдет, Измайлов, иноземцы.
– А Шеин над ними!
Кругом были недовольны назначением Шеина, но боялись громко говорить, зная волю патриарха и царя. Шеин еще выше поднял голову и смеялся над прочими боярами, называя их в глаза трусливыми холопами.
Ненависть к Шеину среди бояр росла, но за такими заступниками, как царь и патриарх, Шеин был в безопасности.
– Горделив он больно, – задумчиво сказал о нем царь Михаил, – смут бы у них там не было!
– Отпиши, чтобы без мест были, – возразил патриарх, – а против него ни по уму, ни по силе не быть никому.
– Твоя воля! – согласился Михаил.
Главных начальников назначили. Над всеми поставили Шеина, потом окольничего Артемия Васильевича Измайлова ему в помощники и князя Прозоровского во главе запасного войска. Иностранцы оставались при своих войсках, но в подчинении Шеину.
Все было готово к войне. Спешно собирались даточные деньги. Со всех сторон в Москву стекались отдельные отряды от помещиков, городов и монастырей. Ратные люди готовились уже к походу и делали последние распоряжения.
В чистенькой горнице домика Эдуарда Штрассе за столом сидел сам хозяин, Каролина и капитан Эхе. Последний был задумчив, и его глаза уныло глядели на Каролину, а грудь вздымалась от тяжких вздохов.
– Пей, пей, Иоганн, – сказал ему Штрассе, – а то уйдешь на ратное дело, уж там так не посидишь!
– Где уж! – ответил Эхе. – Я, бывало, по три месяца сапоги не снимал, белья не менял. Сколько раз вместо постели в болоте лежал.
– Тяжелое дело! – вздохнув, сказала Каролина.
– Это тебе, женщине, – задорно ответил Штрассе, – а я очень хотел бы на войну. Я хотел идти лекарем, но князь не пустил. Говорит, я в доме нужен!
– Ты? – и Каролина громко засмеялась. – Да ты бы на войне от одного страха умер. Послушай Иоганна только, что он рассказывает! – И она с восхищением взглянула на плотную фигуру Эхе.
Он тряхнул головой и воскликнул:
– Не знаю почему, а мне теперь очень неохота идти. Так тоскливо и скучно. А отчего? – он развел руками. – Один я, никого у меня нет… никто не пожалеет… а скучно.
– И неправда! – пылко ответила ему Каролина. – Если бы вас убили, я глаза бы себе выплакала!
– Вы? – воскликнул Эхе, и его лицо озарилось улыбкой.
Штрассе кивнул головой.
– Она любит тебя, – сказал он.
– Каро…
– Дурак! – вскрикнула Каролина и, вспыхнув как зарево, выбежала из горницы.
– Го – го – го! – радостно заговорил Эхе. – Я ее сам спрошу!
– Спроси, спроси! – засмеялся Штрассе.
Эхе бросился следом за Каролиной и нашел ее в кухне. Она стояла, уткнув лицо в угол. Эхе тихо подошел к ней и притронулся к ее плечу.
– Правда, Каролина? – спросил он.
– Глупости Эдуард болтает, а дураки верят.
Эхе совершенно смутился.
– А я думал…
– Что? – Каролина быстро обернулась, и Эхе увидел ее сияющее лицо. – Что?
– Что вы согласитесь быть моею женой, – тихо сказал Эхе, робея от ее лукавого взгляда, и замолк.
Каролина вдруг весело расхохоталась.
– Ах, глупый, глупый!
– Чего же вы? – смутился Эхе.
– Да, понятно, соглашусь!
– Да? Согласны? Ох! – капитан сразу повеселел и, обняв, поднял на руки Каролину. – Эдуард! – заорал он. – Она согласна!
Штрассе вбежал в кухню и захлопал в ладоши.
– Я говорил тебе! Я говорил! Они, девушки, все такие!
– Теперь запьем эту радость! – сказал Эхе и на руках понес Каролину в горницу.
И в этот вечер не было счастливее этих людей.
А в это же время наверху, в своей светлице, тосковала боярышня Ольга, делясь своими горькими думами с верной Агашей. Неделю назад, ночью, в саду прощалась она с Алешею. Он ехал по поручению ее отца в Рязань и заклинал ее подождать его возвращения. Как они оба плакали! Как целовал он ее!..
– Если выйдет не по – нашему, сложу я под Смоленском свою голову! – сказал он Ольге, а она могла в ответ только крепко прижаться к его груди, говоря:
– Прощай, мой соколик!
И так и вышло. Вчера пришла матушка и сказала, что будут теперь все к свадьбе готовиться, чтобы до похода дело окончить.
– Ах, Агаша, Агаша! Подумать боюсь даже, как Алеша вернется! – воскликнула боярышня. – Что будет с ним!