Дверь в преисподнюю

Тем временем госпожа Сафо к вящему восторгу господ рыцарей декламировала свое очередное творение:

– Я слыхала тебя в полуночной тиши – Ты играл на пастушьей свирели,

И тебя возлюбила всей силой души,

А казалось, что жизнь разошлась на гроши

И давно уж огни догорели…

Тут в дверях раздался робкий стук.

– Толкайте сильнее! – крикнул корчмарь, а себе под нос проворчал: -Кого еще там черт принес?

Дверь ввалилась внутрь, и на пороге явился собственной персоной господин Грендель.

– О, кто к нам пожаловал! – с наигранной учтивостью произнес доблестный Флориан. – Надеюсь, друг мой Грендель, мы поимеем счастье насладиться вашими новыми творениями?

– Сперва я должен передать вам послание, друг мой Флориан, – столь же учтиво ответил Грендель. И, подойдя к Флориану, протянул ему свиток.

– Печатка Беовульфа, – с видимым неудовольствием отметил доблестный Флориан, вскрывая послание. – Почерк как будто господина Зигфрида, но подпись собственная Его Величества.

– Что там? – нетерпеливо загомонили рыцари. Даже леший с водяным прекратили свои бесконечные разговоры и стали внимательно прислушиваться.

– Настал решающий час, – негромко и безо всякого пафоса произнес Флориан. – Король призывает нас в первые ряды борьбы за правое дело. И это великая честь.

– Когда? – повскакали из-за стола славные рыцари.

– Тотчас, – ответил Флориан, еще раз глянув в послание. – То, что нам предстоит, Его Величество именует как «разведка боем». Мы должны появиться вблизи королевского замка и вызвать на себя первый удар. И таким образом добыть для Его Величества Александра сведения о том, какими силами располагает Виктор.

– Я могу провести вас кратчайшим путем, – вызвался Грендель.

– Ну вот и замечательно, – кивнул Флориан. – Кстати и сообщите Его Величеству, если мы все поляжем в неравном бою за справедливое дело.

Рыцари кинулись к себе в горницы за щитами и боевыми мечами, а леший за стойкой лишь горестно вздохнул.

x x x

Чудо-клубочек уверенно вел Ивана-царевича по болотам, и делал это весьма умело: хотя господину Покровскому и казалось порою, что клубок катится по очень уж изогнутой траектории, но всякий раз путник убеждался, что происходило это вовсе не из желания удлинить путь, а единственно чтобы сделать его по возможности удобным и безопасным.

Уже начало смеркаться, и Иван-царевич стал подумывать о том, чтобы обосноваться на ночлег. Однако всякий раз, когда он примечал казалось бы удобное место, клубок принимался катиться быстрее, и Иван спешил следом, не решаясь поднять его с земли и положить к себе в котомку.

Но вот, когда вечерняя тьма уже начала наползать на землю, а на небе высыпали первые звезды, клубок решительно остановился. Господин Покровский как опытный путешественник мог оценить выбор своего проводника: он остановился на вполне удобном и сухом месте вблизи леса, где под елками лежало достаточно валежника, чтобы развести костерок и в случае надобности даже соорудить скромный шалашик.

Иван с облегчением опустил на землю рюкзак, из которого торчал лук с оставшимися двумя золотыми стрелами, и стал приготавливаться к ночлегу -собрал сухих веток, развел костер и повесил над ним котелок с болотной водицей. Несмотря на приятную усталость, ко сну Ивана-царевича совсем не клонило. Напротив – звезды, меркнущее небо и печальные выкрики выпи, долетающие сквозь мерный шелест осенней листвы – все это настраивало скорее на поэтическую волну. Правда, дальше первой строчки – «Все ярче дивных звезд сиянье…» – дело не шло, но зато Покровский начал понимать, отчего в Новой Ютландии столько поэтов на душу населения: здешняя природа просто не могла не настраивать на творческий лад.

Однако едва родилась вторая строчка – «… Все памятней очарованье…» – как все очарование оказалось в миг разрушенным какими-то незнакомыми голосами. Обернувшись, поэт увидал позади себя двух женщин – одну потолще, а другую потоньше – в сарафанах и цветастых платках.

– Присаживайтесь, сударыни, – радушно пригласил их Иван-царевич. -Не угодно ли чайку с дороги отпить?

– Благодарю, – низким и чуть сипловатым голосом ответила более полная странница, присаживаясь у костра. Ее подруга, нахально подбоченясь, уставилась на стрелы, торчащие из рюкзака.

– Золото, – проговорила она высоким скрежещущим голосом. – Сейчас буду грабить и убивать… – И, не обращая внимания на свою спутницу, дергавшую ее сзади за подол, продолжала, с каждым словом все более вдохновляясь: – Трудовой народ бедствует, а вы, мироеды и богатеи, на золоте жрете и золотые палки себе в мешок суете!

– Не слушайте, это она шутит, – попыталась поправить положение первая путница, но ее подругу было уже не остановить:

– Шуток больше не будет! Всех перережу, всем кровь пущу!

– Так вы что, сударыня, собираетесь меня грабить? – наконец-то дошло до Покровского.

– Да! – взвизгнула сударыня. – Ежели кого сей же миг не пограблю, то гадом буду! – Недолго думая, она выдернула из рюкзака золотую стрелу, но тут же с диким верещанием швырнула ее оземь.

– Что такое, Петрович? – вскочила полная дама. – В чем дело?!