Две зари

– Не только. Сила и важность их намного больше, чем исцеления. Спаситель даровал нам останки святых, спасительные источники, многообразно изливающие благодеяния на достойных, дабы всякая литургия происходила при участии как церкви земной – живых наших единоверцев, так и церкви небесной – при участии усопших святых. Вам известно, кто были Кирик и Иулитта и каковы их подвиги?

Эльга покачала головой.

– Я знаю… – Горяна робко покосилась на Эльгу, – про деву Феклу Иконийскую…

Эльга печально улыбнулась: когда-то до замужества Горяна просто бредила Феклой Иконийской, девой-проповедницей, равноапостольной святой. В ожидании свадьбы княгиня запретила будущей невестке о ней упоминать, чтобы не навлечь беды, но избежать невзгод не удалось…

– Расскажи нам, – попросила она грека, не сводя глаз с реликвария. – Они были матерью и сыном, ты сказал?

– Иулитта тоже была родом из Иконии, и, разумеется, тоже любила равноапостольную Феклу, – улыбнулся отец Ставракий. – Она жила почти на триста лет позже, при Диоклетиане, римском императоре. Как и ты, архонтисса, происходила она из знатной и богатой семьи, овдовела еще молодой женщиной и осталась с маленьким сыном, Кириком, но от второго брака воздерживалась, желая вести благочестивую жизнь, занимаясь делами богоугодными…

Эльга слушала, как святая Иулитта бежала с сыном и двумя служанками от гонений на христиан сперва в одну область, потом в другую, скиталась по дорогам и просила милостыню, и невольно вспоминала себя в первое время вдовства. Бежать и скитаться ей не пришлось, да и Святославу было уже тринадцать, а не три, но сердце отзывалось на страдания той давно умершей женщины. Разве мало она видела таких судеб? Предслава овдовела с двумя маленькими детьми, утратила все, что имела. А была она, княгиня деревская, не первой и не последней молодой вдовой той войны – одной из многих тысяч.

– …Младенца Кирика, вырвав из рук матери, принесли Александру. Тот посадил его на колени к себе и сказал сладким голосом: «Оставайся со мной, будешь мне сыном, и сделаю тебя наследником всех богатств моих!» Но младенец был Христом умудрен – стал он отбиваться, закричал: «Я тоже христианин!» и так ударил Александра в бок ножкой, что тот взвыл от боли. Тогда свирепость зверя сменила показную его доброту: он схватил младенца за ногу и так ударил головой о мраморные ступени, что мигом вознесся дух его невинный к Господу. И возрадовалась Иулитта, что Господь удостоил сына ее венца вечной славы…

Эльга невольно бросила взгляд на Горяну: у той сейчас был младенец, маленький Олег, почти тех же лет, что святой Кирик. И, судя по горящему лицу, молодая княгиня видела себя и своего сына в том, о чем рассказывал отец Ставракий.

– …И едва закончила она молитву, как единым взмахом меча снес палач ей голову. Тела Кирика и Иулитты бросили в яму, с телами разных преступников, но две служанки ее ночью пришли, отыскали тела и погребли в пещере неподалеку от Тарса. Позднее же, когда правил в Романии благочестивый Константин и свет истинной веры воссиял, одна из тех служанок указала место, где погребены были святые, и устремились туда толпы христиан. Мощи их извлекли, и от них произошло множество чудес и исцелений…

Отец Ставракий замолчал, наступила тишина, но Эльге казалось, что вокруг нее в этой полутемной избе грохочет сражение – между добром и злом, между свирепостью ненависти и силой любви. Та женщина жила веков семь назад и была римлянкой, но вот ромей-слависианин рассказывает о ней им, Эльге и Горяне, княгиням русов, и им кажется, что все они – Иулитта с Кириком, Константин Великий с его матерью Еленой, отец Ставракий и Горяна с ее малым чадом – члены одной огромной семьи, через века и земли связанные любовью и жаждой спасения. Эта семья была рядом, раскрывала объятия всякому, кто не убоится временных, кратких страданий ради вечного блаженства. Имя этой семьи – Иисус Христос, имя блаженства тоже – Иисус Христос. И зримая, ощутимая частица его, живое доказательство, частица мощей двух святых – здесь, в этом волшебном ларце. Будто залог царствия небесного – в двух шагах от тебя.

– А можно нам их увидеть? – едва дыша от волнения, прошептала Горяна.

– Их нельзя увидеть, – отец Ставракий качнул головой. – Частица святых мощей зашита в антиминс – это такой особый плат, на нем печать патриархова. Сей антиминс – сам все равно что честная церковь, ибо в нем благодать. Его можно хоть на пень возложить, и тогда сей пень обратится в престол. Потому я и сказал, что в сем ларце – церковь.

– Так значит, тебе дано право построить церковь и служить там, хотя у нас нет своего епископа? – спросила Эльга.