Две зари

Мистина? Чтобы мать отпустила куда-то на Крит, к греческим чертям на рога, главного своего советника и соратника – в такое Святослав не верил. Лют? Но тот в Царьграде, и едва ли наемники хоть что-то о нем знают. От Асмунда такой пакости Святослав не ждал. Вальга – сын Асмунда и тоже потомок Вещего? Его брат Торлейв сын Хельги? Колояр Держанович, правнук кривских князей? Или кто тут еще? Потомков разного княжья в Киеве сейчас имелось немало. Да хоть Добрыня, сын клятого Володислава деревского!

Святослав сердито выдохнул. Опять все шло наперекосяк, опять судьба противилась его замыслам.

– Подумать следует, княже, – сурово сказал Асмунд. – У нас людей больше, но тебе надо побоище прямо в стольном городе? И никому не надо.

– И на Крите правда добычи больше, – буркнул Вальга. – Чего мы там не видали, в угличах этих?

* * *

На другой день к Святославу явились греки – Диметрис и Ипатос. По тому же самому делу. Они заверили, что если князю будет угодно отправить на Крит в помощь магистру Никифору тех воинов, что уже сейчас находятся в Киеве, то они, посланцы Романа, охотно возместят Ингеру (то есть Ингвару) его расходы по доставке и содержанию этих людей, а Святославу заплатят за наем каждого из шести сотен, как это водится в таких случаях. Первоначально за наем сам Святослав собирался заплатить Ингвару – после получения угличанской добычи.

Предложить Святославу вознаграждение подсказала грекам Эльга – тайком, через отца Ставракия. Она знала, что замысел заставить выступить самих наемников исходит от Мистины, но не знала, через кого он осуществляется. И мысль была удачная. На угрозы и прямое противление Святослав никогда не поддался бы; но когда у него предложили, по сути, купить то, от чего он уже рад был избавиться, – это было другое дело. Вся старшая дружина и наиболее разумная часть младшей высказалась за то, чтобы отпустить варягов, если не удастся их переубедить. У всех были в городе дворы и семьи, и никто не хотел сражения на киевских горах.

– Я подумаю, – пообещал Святослав. – На днях дам ответ.

Он уже догадывался, каким будет его ответ: трудно противиться варягам и грекам, стремящимся в объятия друг друга, и не иметь возможности перекупить неверных наемников. По договору, заключенному шестнадцать лет назад его отцом, он, русский князь, был обязан по просьбе василевса дать тому столько воинов, сколько нужно. Зато воины с Руси не имели права наниматься на службу к грекам без разрешения киевского князя. Положение складывалось совсем неприятное, кто-то должен был уступить.

– Отдай их грекам, так для всех лучше будет! – втолковывал ему Асмунд. – Пусть проваливают на свой Крит, а за это Роман нам даст свободу с хазарскими данниками… ну, а там поглядим. Что нам эти угличи? К Греческому морю нам ходить никто не мешает. Если же с Романом столкуемся – можно уже на другой год на радимичей собираться, на вятичей… Здесь-то дорожка подалее тянется.

Святослав не соглашался, но и не возражал. Мысли о хазарских данниках уже давно его занимали, а теперь к осуществлению этого замысла открылась прямая и ясная дорога.

– Еще и серебра дадут, на «коней подковать», – напомнил Радольв. – Плохо ли – за счет Романа пойдем кагана цапнем за брюхо.

– Но разве не глупо мне будет помогать Роману развязаться с сарацинами? Пока он всякое лето с ними ратится, ему не до Корсуни. А освободится…

– Послушай, если у Никифора и вправду три тыщи судов с огнеметами и прочими подсилками, то наших шесть сотен ему не сильно-то помогут. Зато Роман будет знать, что мы свое слово держим и на него зла не мыслим. У него и без нас вороги найдутся, а вот мы, имея с ним согласие… до Волги дойдем. Уж верно, мир с Романом нам полезнее будет, чем ссора.

– Поссориться с ним мы завсегда успеем, то дело нехитрое, – усмехнулся Сфенкел.

Святослав признавал разумность всех этих доводов, но медлил, из упрямства не желая уступать даже рассудку, противоречащему его желаниям. Но уже к вечеру того же дня получил еще один «довод» – и такой, что весь Киев пришел в смятение.

На княжий двор примчался верхом Семуха из Островца – мелкий торговец, что скупал по весям в округе излишки зерна и продавал в Киеве на торгу для городских жителей, что сами занимались ремеслом и не пахали пашен.

– Убили, княже, сына у меня! – начал кричать он еще у ворот, не сойдя с коня. – Убили совсем, насмерть убили!

– Кто убил? – Удивленные гриди ссадили его наземь, один придержал коня, еще двое – мужика, имевшего совсем безумный вид.

– Сына! Черняту моего! Сына убили!

– Да кто убил-то? – Гриди, недолго думая, произвели следствие. – Знаешь головника? Или тело нашел?

– Варяги убили! На глазах у меня! На глазах у отца – сына убили! Пустите меня к князю! Его ж то варяги, пусть он взыщет!