Две недели в сентябре

Но постепенно, неумолимо время набирает скорость. Ночью вы спите так крепко, что почти не замечаете темноты, которая проносится мгновенно, открывая кадр нового дня. Часы пролетают незаметно – за ними не уследишь…

В среду Стивенсы запустили воздушного змея на недавно сжатом поле и улеглись под деревьями в сторонке, на густой траве, вслушиваясь в шелест бумажного хвоста высоко над собой. После обеда они привязали подзорную трубу к одному из столбов на террасе “Кадди” – так, чтобы ее можно было легко поворачивать и видеть весь горизонт. Они наблюдали за людьми на мысе Селси-Билл и почти сумели разглядеть название cпасательного катера. Они увидели, что у рыбака в маленькой лодке вдалеке темные усы, и прочитали на афише на набережной почти в полумиле, во сколько будет выступать оркестр.

– Просто находка, – пробормотал мистер Стивенс, отвязав подзорную трубу и тщательно протерев линзы перед тем, как возвращаться к чаю.

Долгие часы игры в крикет под палящим солнцем, когда руки и лица превращаются из розовых в красные, а из красных – в смуглые, как у индейцев; бодрящие заплывы в море, безмятежное покачивание на воде и ветер, обдувающий выставленные наружу пальцы ног; приятная прохлада кондитерских, где можно отдохнуть в удобном кресле; биение бурных волн о пирс и тихие вечерние прогулки перед закатом – все это сопровождалось игрой Пьеро на пианино, взмахами палочки дирижера и криками чаек, плавно перетекало одно в другое, перемежаясь сонными часами тени. Три вечера подряд после ужина они спускались на пляж и сидели на террасе при свете луны. Они разговаривали вполголоса, не сводя глаз со сверкающей дорожки через море. Дуновения ветра, прохладного от осенней росы, приносили с собой вечерний шум, а когда становилось тихо, слышался шепот моря и ритмичное причмокивание губ мистера Стивенса, размыкавшихся, чтобы выпустить облачка синего табачного дыма.

Но субботнее утро встретило их непрерывным моросящим дождем и свинцовыми тучами, сквозь которые с трудом просачивался рассвет. Когда Стивенсы, тяжело топая, спустились к завтраку, перила были влажными, а в гостиной снова стоял легкий запах затхлости, который, как им казалось, давно выветрился. Время на пару часов остановило свой полет, и все семейство беспокойно ходило туда-сюда, то к окну, то от него, снова и снова вглядываясь в полоску тускло-серого неба над Сент-Мэтьюз-роуд.

Они возились каждый со своим листом иллюстрированной газеты: одни нетерпеливо предлагали обменяться страницами, другие отказывались. Мистер Стивенс сел за стол и стал подсчитывать оставшиеся деньги; то, с каким задумчивым видом он снова и снова перебирал небольшую кучку серебряных и медных монет и обшаривал все карманы, вызывало у Дика и Мэри тревогу.

Миссис Стивенс штопала дырку на пиджаке Дика – он порвал его, перелезая через забор с колючей проволокой, – а Эрни коротал время у цветного окна в коридоре: сначала заброшенный задний сад казался синим, словно его щедро заливал лунный свет, а потом, когда Эрни поднимался на несколько ступенек, начинал светиться ярко-красным, как в фильме о сожжении Рима.

Но ближе к концу обеда внезапно выглянуло солнце, и уксус в графинчике вспыхнул и засиял, как вино. Они радостно вскочили, сбегали наверх за ботинками, взяли корзинку и пошли через весь город к живым изгородям на полях, где в густо заросших уголках обнаружилась еще не тронутая ежевика. Они вернулись с почти полной корзиной ягод, блестящих от утреннего дождя. К чаю был пирог с ежевикой и сливками, который пекли с подставкой для яиц в серединке, чтобы тесто не опало.

В субботу вечером, откинувшись на спинку своего любимого кресла, прежде чем выбить трубку и пойти спать, мистер Стивенс со вздохом сожаления понял, что половина отпуска позади. Она пролетела очень быстро – в мгновение ока, потому что, хотя последнее утро на Корунна-роуд вполне могло быть и год назад, казалось, что не прошло и дня с тех пор, как он уселся в это самое кресло в день приезда, думая о предстоящем непочатом отпуске.

Тем не менее впереди была еще целая неделя: воскресенье, понедельник, вторник, среда, четверг – по крайней мере пять полных дней, прежде чем пора будет задуматься о сборах в дорогу. Но уже сейчас, пока он перебирал оставшиеся дни, там, где совсем недавно были только море и холмы, замаячила груда потрепанных бухгалтерских книг и счетов-фактур. Ему пришлось поморгать и потрясти головой, чтобы отвратительное пыльное видение исчезло. Напрасно он поддался хандре…