Две крепости

— Опасен! — воскликнул Гэндальф. — И я опасен, очень опасен, опаснее всего, с чем вы до сих пор встречались. Опаснее только предстать перед троном Повелителя Тьмы. И Арагорн опасен, и Леголас. И в тебе кроется немалая опасность, Гимли, сын Глойна. Ты опасен по-своему. Конечно, лес Фангорна опасен – и не только для тех, кто приходит в него с топором. И сам Фангорн тоже опасен, но тем не менее мудр и добр. Однако теперь его долго копившийся гнев выплеснулся наружу, и весь лес им пропитан. Приход хоббитов и принесенные ими новости переполнили чашу: вскоре гнев Фангорна разольется, как паводок, и захлестнет Сарумана и топоры Исенгарда. Вот-вот случится то, чего не бывало с Древних Дней: энты проснутся и поймут, что сильны.

— Что же они сделают? — изумился Леголас.

— Не знаю, — ответил Гэндальф, — вряд ли они сами это знают. — Он замолчал и задумался, склонив голову.

Остальные смотрели на него. Солнечный блик, пробившийся сквозь бегущие облака, упал на сложенные на коленях руки Гэндальфа, теперь повернутые ладонями кверху, и те, казалось, наполнились светом, как чаша водой. Наконец Гэндальф поднял голову и пристально взглянул прямо на солнце.

— Утро на исходе. Скоро пора будет идти.

— Мы идем за своими друзьями и повидаться с Древобородым? — спросил Арагорн.

— Нет, — ответил Гэндальф. — Вам придется избрать иную дорогу. Я произнес слова надежды. Но только надежды. Надежда – еще не победа. На нас и на наших друзей надвигается война, война, в которой лишь Кольцо может дать нам уверенность в победе. Я полон печали и страха: многое сгинет и многое пропадет. Я Гэндальф, Гэндальф Белый, но Черный может оказаться сильнее.

Он встал и стал смотреть на восток, загораживая рукой глаза, как будто видел вдали то, что никто из них не должен был видеть. Потом покачал головой. — Нет, — сказал он мягко, — оно ушло туда, где нам его не достать. Будем довольны и этим. Мы избавлены от искушения использовать Кольцо. Нам предстоит идти навстречу опасностям, от которых почти невозможно спастись, но эта смертельная опасность миновала.

Он обернулся. — Вперед, Арагорн, сын Араторна! Не жалейте о выборе, сделанном в Эмин-Муиле, не говорите, будто искали впустую. Вопреки сомнениям, вы избрали верный путь, и ваше справедливое решение вознаграждено. Ибо мы встретились вовремя, хотя могли бы встретиться слишком поздно. Но поиски ваших товарищей завершены. Ваш новый поход означен данным вами словом. Вы должны пойти в Эдорас и отыскать Теодена в его чертоге. Ибо вы нужны там. Андуриль должен засверкать в битве, которой уже недолго ждать. В Рохане идет война, но, что еще хуже, с Теоденом не все ладно.

— Значит, мы больше не увидим веселых молодых хоббитов? — опечалился Леголас.

— Я так не сказал, — ответил Гэндальф. — Как знать? Имейте терпение. Идите туда, куда должны, и не теряйте надежды! В Эдорас! Я тоже иду туда.

— Это долгий путь для пешего, молодого или старого, — заметил Арагорн. — Боюсь, битва закончится задолго до того, как я приду туда.

— Посмотрим, посмотрим, — покачал головой Гэндальф. — Так вы идете со мной?

— Да, выступим вместе, — ответил Арагорн. — Но я не сомневаюсь, что вы, если захотите, явитесь в Эдорас раньше меня. — Он встал и посмотрел на Гэндальфа. Остальные молча наблюдали за этим противостоянием. Серая фигура человека, Арагорна, сына Араторна, была высока и крепка, как камень, рука его лежала на рукояти меча, он казался королем, который вышел из морских туманов на населенные чернью берега. Перед ним стоял старец, весь в белом, озаренный внутренним светом, согбенный бременем лет, но обладающий властью сильнее могущества королей.

— Разве я не прав, Гэндальф? — спросил Арагорн. — Вы можете прийти куда захотите быстрее меня. И вот что я еще скажу: вы наш предводитель и наше знамя. У Повелителя Тьмы есть Девять слуг. Но у нас есть один, сильнее этих Девяти, – Белый Всадник. Он прошел через огонь и бездну, и враги убоятся его. Мы пойдем туда, куда он поведет нас!

— Да, мы оба последуем за вами, — согласился Леголас. — Но сперва, Гэндальф, мне очень хочется услышать, что случилось с вами в Мории. Неужели вы не расскажете нам? Неужели не задержитесь даже ради того, чтобы рассказать друзьям, как спаслись?

— Я и так излишне задержался, — ответил Гэндальф. — Времени мало. Но даже будь у меня в запасе целый год, я не рассказал бы вам всего.

— Тогда расскажите, что хотите и сколько позволяет время, — настаивал Гимли. — Ну же, Гэндальф, расскажите, как вы боролись с Балрогом!

— Не упоминайте его! — сказал Гэндальф. По его лицу прошла тень боли; он молчал и казался древним, как сама смерть. — Я долго падал, — медленно заговорил он наконец, словно воспоминания давались ему с трудом. — Я долго падал, и он падал со мной. Его огонь бушевал вокруг и опалил меня. Потом мы упали в глубокую воду, и все вокруг покрылось мраком. Вода была холодной, как прикосновение смерти: она едва не заморозила мое сердце.

— Глубока пропасть, перекрытая мостом Дюрина, и никем не измерена, — прибавил Гимли.