— Неужели? — сказал Гэндальф, и глаза его блеснули, а на губах появилась улыбка. — Это новость, хотя она меня и не удивляет. Славно! Очень славно! Вы сняли камень с моей души. Вы должны рассказать мне больше. Садитесь-ка рядышком со мной и расскажите о своем путешествии.
Товарищи уселись на землю у ног чародея, и Арагорн начал рассказ. Долгое время Гэндальф ничего не говорил и не задавал вопросов. Он положил ладони на колени и закрыл глаза. Наконец, когда Арагорн заговорил о смерти Боромира и о его последнем путешествии по Великой Реке, старик вздохнул.
— Вы рассказали не все, что знаете или о чем догадываетесь, друг мой Арагорн, — спокойно сказал он. — Бедный Боромир! Я не мог предвидеть того, что с ним случится. Тяжкое испытание для такого человека – воина и повелителя. Галадриель сказала мне, что он в опасности. Но в конце концов он избежал ее. Я рад. Не напрасно пошли с нами молодые хоббиты, хотя бы из-за Боромира. Но это не единственное их предназначение. Их привели в Фангорн, и их появление стало подобно падению камешка, зачинающему лавину в горах. Даже сейчас, пока мы беседуем, я слышу первые раскаты грома. Саруману лучше сидеть дома, когда прорвет дамбу!
— В одном вы не изменились, дорогой друг, — сказал Арагорн. — Вы по-прежнему говорите загадками.
— Что? Загадками? — переспросил Гэндальф. — Нет! Просто я громко разговаривал сам с собой. Старая привычка: выбирать для беседы самого мудрого из присутствующих – долгие объяснения, потребные для молодых, утомительны. — Он рассмеялся, но теперь смех его был теплым и ласковым, как солнечный луч.
— Я уже не молод даже в представлении людей из древних домов, — сказал Арагорн. — Может быть, мне вы откроете свои мысли?
— Что же мне сказать вам? — вздохнул Гэндальф и задумчиво помолчал. — Вот вкратце, как я представляю себе нынешнее положение, если хотите знать, что я думаю. Враг, конечно, давно знает, что Кольцо пустилось в путь и что оно у хоббита. Ему известна теперь и численность Товарищества, вышедшего из Ривенделла, и то, к каким народам мы принадлежим. Но он еще не вполне догадывается о нашей цели. Он предполагает, что все мы направляемся в Минас-Тирит – так на нашем месте поступил бы он сам. В его представлении это нанесло бы сильный удар по его власти. В сущности, он очень боится, что появится кто-нибудь могущественный, владеющий Кольцом, и пойдет на него войной, желая занять его место. То, что мы хотим свергнуть его, но занять его место
Ибо ему уже известно, что слуги, которых он послал перехватить Товарищество в дороге, вновь потерпели неудачу. Они не нашли Кольцо. Не сумели они и взять хоббитов в заложники. Удайся им хотя бы это, это был бы для нас тяжелый удар, он мог бы стать роковым. Но не будем омрачать сердца, воображая испытания, которым подверглась бы благородная верность хоббитов в Башне Тьмы. Враг потерпел неудачу – пока. Из-за Сарумана.
— Значит, Саруман не предатель? — спросил Гимли.
— Предатель, — ответил Гэндальф. — Вдвойне предатель. И разве не странно? Исенгардское предательство опаснее всего пережитого нами в последнее время. Саруман очень силен даже как повелитель и военачальник. Он угрожает роханцам и мешает им помогать Минас-Тириту, а тем временем с востока надвигается главный удар. Но коварное оружие всегда опасно для владельца. Саруман задумал присвоить Кольцо – или обманом толкнуть хоббитов на путь зла. Поэтому наши враги умудрились удивительно быстро, в мгновение ока, домчать хоббитов до Фангорна, куда те иначе вовсе бы не попали.
К тому же у наших врагов возникли новые сомнения, нарушающие их планы. Благодаря роханским всадникам ни одно слово о битве не проникнет в Мордор, но Повелитель Тьмы теперь знает, что два хоббита были захвачены в Эмин-Муиле и вопреки воле его слуг увезены в Исенгард. Теперь ему следует опасаться и Минас-Тирита, и Исенгарда. Если Минас-Тирит падет, Саруману несдобровать.
— Жаль, что наши друзья очутились между ними, — посетовал Гимли. — Будь Исенгард рядом с Мордором, наши враги сражались бы друг с другом, а мы смотрели бы и ждали.