Две крепости

Из наших сказаний и обычаев они узнали все, что хотели знать, и их повелители при необходимости говорят на нашем языке, но все же в основном они придерживаются образа жизни своих предков и говорят меж собой на родном северном наречии. Нам любы эти высокие мужчины и прекрасные женщины, одинаково доблестные, золотоволосые, ясноглазые и сильные; они напоминают нам о юном человечестве, каким оно было в Древние Дни. И впрямь, в наших сказаниях говорится, что эти люди – наши древние родичи и происходят от тех же трех кланов, что и нуменорцы: пусть не от Хадора Золотоволосого, друга эльфов, но от тех его сыновей или подданных, что, отвергнув зов, не ушли через Море на Запад.

И потому наша история учит: есть Люди, именуемые Высокородными, или Людьми Запада, – это нуменорцы, есть Средние Племена, или Сумеречники, – это рохирримы и их родичи, все еще живущие на далеком севере, и есть Дикари, Тьманники.

Но если с течением времени рохирримы во многом стали походить на нас приверженностью искусствам и мягкостью, то и мы во многом уподобились им и едва ли можем и далее претендовать на звание Высших. Мы превратились в Средний народ, в Сумеречников, но хранящих память об ином. Ибо теперь мы, подобно рохирримам, питаем любовь к войне и доблести как к благу, как к возможности блеснуть и принять смерть; и хотя мы по-прежнему придерживаемся того, что воину более потребны знания и ловкость, нежели искусство владеть оружием и убивать, мы тем не менее ставим ратников выше тех, кто занимается иными ремеслами. Так диктует время. Вот и мой брат Боромир благодаря своей удали слыл первым человеком в Гондоре. Воистину, он был храбрец из храбрецов: долгие годы никто из наследников Минас-Тирита не трудился столь истово, не бился столь неукротимо и не трубил столь мощно в Великий Рог. — Фарамир вздохнул и умолк.

— Вы мало говорите об эльфах, сударь, — внезапно заметил Сэм, внезапно осмелев. Он понял, что Фарамир относится к эльфам с почтением, и это в большей степени, чем его учтивость и яства, внушило Сэму уважение и успокоило подозрения.

— Вы правы, мастер Сэмвайс, — сказал Фарамир, — я плохо знаю историю эльфов. Но тут вы затронули иной предмет, от коего мы уклонились, перейдя от Нуменора к Средиземью. Коль скоро Митрандир был вашим товарищем и вы беседовали с Эльрондом, вы, вероятно, знаете, что эдайны, праотцы нуменорцев, сражались в первых войнах рядом с эльфами и в награду получили королевство посреди Моря, в виду эльфийской Обители. Однако в дни тьмы пути людей и эльфов в Средиземье разошлись. Виной тому были козни врага и медленные перемены, что несет с собой время: оба племени все дальше уходили каждый своей дорогой, отдаляясь. Люди ныне боятся эльфов, не верят им и мало что о них знают. И мы в Гондоре похожи на остальных людей, похожи на роханцев: даже они, противники Повелителя Тьмы, сторонятся эльфов и со страхом говорят о Золотом Лесе.

Однако и сейчас среди нас есть такие, кто при возможности ведет дела с эльфами, и нет-нет, а кто-нибудь да отправится в Лориен – всегда без возврата. Но не я. Мне кажется, что смертным в наши дни опасно намеренно искать встреч с Древними Народами. И все же я завидую вам: ведь вы говорили с Белой Госпожой!

— Госпожа Лориена! Галадриель! — воскликнул Сэм. — Видели бы вы ее, cударь, видели бы вы ее! Я всего лишь хоббит, садовник, сударь, и, если вы меня понимаете, не силен в поэзии – чтоб стихи складывать, такого нет... разве только иногда смешной стишок, а настоящей поэзией и не пахнет, – поэтому не могу объяснить вам, о чем я. Тут требуется песня. А стало быть, нужен Странник, это значит Арагорн, или старый мастер Бильбо. Но я хотел бы сочинить песню о ней. Как она прекрасна, сударь! Чудо! Иногда похожа на большое дерево в цвету, иногда на белый нарцисс, маленький и хрупкий. Твердая, как алмаз, нежная, точно лунный свет, теплая, как солнечный луч, холодная, как звездная изморозь, гордая и далекая, как снежная гора, и веселая, как дитя с маргаритками в волосах весенней порой. Впрочем, все это ерунда, и я никак не могу сказать то, что хочу.

— Коли так, должно быть, она и впрямь хороша, — сказал Фарамир, — опасна и прекрасна.

— Ничего не знаю об опасности, — сказал Сэм. — Мне кажется, люди сами приносят опасность с собой в Лориен и потому находят ее там. Но, может быть, госпожу Галадриель и можно назвать опасной, ведь у нее великая сила. Можно разбиться о нее, как корабль о скалы, и утонуть, как хоббит в реке. Но ни скала, ни река не виноваты. Вот и Боро... — он осекся и покраснел.

— Да? У вас едва не вырвалось «Вот и Боромир»? — спросил Фарамир. — Что вы хотели сказать? Он принес с собой опасность?

— Да, сударь, прошу прощения, ваш брат был хороший человек, если позволите сказать. Но вы с ходу угодили в яблочко. Я не спускал глаз с Боромира и держал ухо востро от самого Ривенделла – ясное дело, пекся о хозяине, а вовсе не в обиду Боромиру – и скажу, что в Лориене он впервые ясно понял то, о чем и я вскоре догадался, – понял, чего хочет. Едва он его увидал, он захотел получить его... Кольцо Врага.