Две Юлии

Юлии, где на полу нагретым воздухом дышала веселая Джема, а две девушки прохаживались в легких халатах, непрерывно чему-то смеялись и долго не укладывались спать.

Наконец я не выдержал и необычайно рано нажал кнопку Юлиного звонка. Джема за дверью сразу же начала костлявую метель, слишком долго длившуюся. Юлия открыла дверь, и никем не сдержанная собака вывалилась на меня с хорошей порцией подбрыльного сока, заинтересованным заглядыванием в глаза и очередью поцелуев языка невероятной длины — никак не удавалось найти достаточно отстраненное расстояние.

— Ты чего здесь? — спросила Юлия. Она стояла в длинной майке, которая, наверное, считалась еще платьицем, едва покрывала этрусское око теплого колена и растянутым ободком скользила по плечам. Я заготовил только один рискованный способ избежать изгнания: говорить без перерыва.

— Приготовление ресторанного завтрака и квалифицированный выгул собаки — на большее не рассчитывайте. В моей сумке десяток яиц, треугольник молока, баночка томатной пасты, настоящая ветчина и пакетик сухого орегано. Даже если вы еще не проснулись, то мне нужно только просунуться на кухню и прояснить вопрос со сковородкой, дно которой не было бы тонким. Это вам не блины. Когда вы услышите съедобный запах и он представит вам сносную перспективу выхода из постели, — добро пожаловать на кухню. Что касается собаки, то ею я займусь только после вас.

Вышло так, что я уже стоял в коридоре без обуви и вешал пуховик с основательно подмоченным рукавом на дальний крючок вешалки.

— Услужливый нахал, — бормотала Юлия. — Не жди, что мы будем при тебе валяться в постели. Тебе вон туда.

И она указала на кухню, где я уже мог держать осаду.

Я делал то, в чем достиг определенного мастерства: омлет со взбитыми на молоке белками, который был бы подан с только слегка прогретыми солнцами желтков, — а предварительно растопленную ветчину я использовал впервые (у меня еле хватило средств на три тонких полосы, исполосованных салом). В коридоре послышалось воздушное шептанье, потом тонкая ручка высунулась из-за поддельного кирпича угла и толкнула кухонную дверь.

Их не было долго, за расстраивающим изображение рельефным стеклом скользил калейдоскоп ленивых силуэтов, из ванной комнаты шли: свет, запах зубной пасты и шум воды. С задержанным изломом проходила плоть рук и ног, и потом почти у самого стекла кто-то из них медленно расчесывал волосы, а ниже принюхивалось серое облако заинтересованной собаки. Я плохо их слышал из-за шкворчания сала, из-за тонкой преграды к утренней жизни попеременно смеющихся граций, которые, наверное, считали, что я — чуткий участник их пробуждения, и бесчувственно касались меня расслабленными девичьими шутками.

Я переложил свое дразнящее изделие в тарелки: белковая основа омлета была слегка окрашена в оранжевый тон ложкой томата и пересыпана приправой. Юлия Вторая вошла с зевающей деловитостью и только кивнула мне, потянувшись за стаканом воды, а сделав глоток, тут же возродила бесхозное прозвище, которым меня давным-давно одаривали недобрые пионеры.

— Морковка, ты даже не спросил, сдался ли нам завтрак. Вот если бы ты учинил что-нибудь с настоящим кофе, я бы была благодарна. Мы тут совсем перестали что-нибудь есть, холодильник обслуживает одну только Джему.

У дверцы раковины стояли две бутылочки из-под белого вина, а на столике — пепельница с двумя видами окурков (простой кирпичный фильтр, а рядом — тонкий с салатовой бумагой и чужеродной надписью). Юлия Вторая тут же опустошила пепельницу в ведро под раковиной и сполоснула ее водой. Воду она решила не выключать, а только подрегулировала тепло и осталась ополаскивать посуду, гипнотизируя меня магическими и совершенно неуловимыми взглядами. Одна тарелка там все-таки была испачкана, ко дну эмалированного дуршлага припало перо большой полой макаронины, и остальное — два-три вытянутых бокала.

— Однажды я сильно порезалась таким. Смотри, мне накладывали швы. Угораздило же просовывать в него руку. Теперь я — урод, шрам у ногтя похож на разросшийся заусенец, а вот этот розовый крестик еще ничего, но надоел до ужаса.

В коридоре хлопнула дверь. Джема танцевала чечетку просыпанных семечек, и Юлия прошла туда-сюда с ведром.

— Нет, вы только на него посмотрите! — возмутилась Вторая. — У тебя был шанс сказать что-нибудь утешительное по поводу красоты моих рук и аккуратного маникюра, который мало кто сейчас делает, а ты — настоящий ротозей, который не умеет ничего, кроме омлета. Ты даже не открыл рта, чтобы со мной поздороваться. Где тебя только воспитывали? Ты же — ливийский слон, не поддающийся дрессировке. Люди твоего типа должны что-то понимать в куртуазности.

— Люди моего типа, — ответил я, — не стоят в очереди, чтобы покормить тебя пристойным завтраком. Чем участвовать в несправедливых дрязгах, я лучше пойду на улицу с Джемой.

— Джема уже довольна! — сказала входящая Первая Юлия, прекрасно покрасневшая, облаченная в красный свитер и сразу берущаяся за вилку розовыми тонкими пальцами. — Какой тут красивый стол!