Потом с лотерейным билетом его поздравляли другие. Дежурная сестра (значит, Маша здесь не по графику?), Вера Ивановна, Людмила Аркадьевна, Римма Федоровна. Даже Василий Васильевич что-то пробурчал поздравительное.
Через час была перевязка. Сняли мокрые окровавленные бинты — вот почему ему казалось, что он лежит в крови, — перебинтовали в сухое. Все тело страшно ныло и болело. Казалось невозможным сделать хоть малейшее движение. Он лежал на спине. Под него подложили детский надувной круг.
— Чтобы не было пролежней, — объяснила Маша.
Он докурил сигарету. На сей раз уже с некоторым удовольствием. И опять задремал.
Проснулся вечером. Снова увидел Машу.
— Вы не уехали?
Она покачала головой.
— Да, а о каком лотерейном билете все говорят? — вспомнил он.
— Никакой опухоли у вас нет, даже самой малюсенькой, — радостно сказала Маша. — А была киста поджелудочной железы.
— И что же мне сделали?
— Вскрыли желудок и зашили. А потом вскрыли кисту и выпустили из нее жидкость.
Маша сияла, словно все это было ее рук дело.
— А кисту удалили?
— Нет, ее удалять нельзя. Она же на поджелудочной, а поджелудочную трогать нельзя.
— Понятно, — сказал он, хотя пока ничего не понял.
Спросил:
— Значит, вы так и не ездили домой?
Она покрутила головой.
Потом добавила:
— Звонила. Мама воюет с мальчишками.
Наутро, чуть свет, прибежал Сергей Тимофеевич:
— Ну как, братец, оклемался?
— Ничего, — Виктор Петрович спал хорошо, и боли поутихли.
— Покурим?
— Покурим.
Маша принесла Виктору Петровичу сигарету «Прима», а Сергей Тимофеевич достал неизменную свою «Новость».
Затянулись. Курилось уже легче.
Почему-то сейчас он вспомнил о приказе Апенченко. Рассказал Сергею Тимофеевичу. Тот посмеялся:
— Новатор!
Добавил:
— А я ведь к нему. На конференцию. Докладывать о вашем случае. Совершенно уникальном. На тысячу случаев панкреатита такое в лучшем случае бывает раз.
Они попрощались.
Сквозь затянутое марлей окно в палату проникали свежий воздух и запахи улицы, деревьев, травы.
Через окно в палату попадал кусочек синего-синего неба и было видно далекое мутноватое солнце.
На общебольничной конференции, которую вел Апенченко, Сергей Тимофеевич подробно доложил об операции, сделанной Виктору Петровичу.
Апенченко был молод — около сорока, вальяжен, держался несколько снисходительно. В ладно скроенном светлом костюме под расстегнутым халатом, в безукоризненно чистой, накрахмаленной сорочке, с широким ярко-красным галстуком в горошек и золотой булавкой на нем, он, чуть наклонив голову набок, казалось, внимательно слушал Западова. Лицо его, по-юношески светлое, розоватое, даже выражало некоторый интерес или, скорее всего, любопытство. И только глаза, немигающие, какие-то стеклянистые, противоречили выражению лица. Словно это были глаза совсем другого человека.
В конце Западов добавил:
— Случай исключительно редкий. Рентген и гастроскопия показали значительную опухоль в желудке. А это была киста размером с мою ладонь. Она прикрывала желудок и создавала полную иллюзию опухоли.
Посыпались вопросы:
— Брали ли биопсию?
— Нет, не брали.
— Как дренаж?
— Дренаж мы через несколько дней снимем.
— А швы?
— Швы дней через десять — двенадцать.
— Больше вопросов нет?
Западов откланялся.
Но стоило ему выйти, как Апенченко продолжил в довольно резких тонах:
— Надо поломать, Вера Ивановна, эту систему приглашения варягов. Тем более что, видите, ваш Западов способен допускать ошибки…
В голосе его зазвучали железные нотки. И сам он преобразился. Ни тени равнодушия, атакующий напор, даже какая-то злость появилась. Но это длилось минуту-две. Апенченко снова скис, будто устал, и превратился в человека внешне вялого, инертного, скучного.
— Я категорически не согласна с вами, Кирилл Романович, — встала Вера Ивановна. — Во-первых, «мой Западов», как вы говорите, один из крупнейших советских онкологов. Во-вторых, он хорошо знает данного больного. Вы в курсе дела. В-третьих, ошибку допустил не он, а наши рентгенологи и гастрологи. А главное, как вы не понимаете: радоваться надо, а не…
Апенченко, казалось, не слушал ее, а смотрел в окно. Смотрел внимательно, пристально. Что увидел он там? Дерущихся воробьев? Или больных, прохаживающихся по дорожкам? Или дальше, туда, где станция «скорой помощи», во дворе которой то и дело уезжали и приезжали санитарные машины и светлые рафики?
— Не знаю, чему тут радоваться, — повернулся Апенченко. — Надо уметь пользоваться своими силами. Кадры у нас достаточно квалифицированные. Что же касается вашего Западова, — слово «вашего» он произнес с особым нажимом, — то, насколько мне известно, даже не все врачи вашего отделения одобряли ваше решение.
«Кто же это?» — подумала Вера Ивановна и обвела глазами зал. Увидела Василия Васильевича. Он словно заметил и отвел глаза от нее.
«Неужели он?»
Впрочем, об этой конференции Виктор Петрович узнал много позже. Узнал от Маши.
— Вот вы какая популярная личность, Виктор Петрович! — под конец рассказа пошутила Маша. — Даже копья вокруг вас ломают.