Два Генриха

– Если бы так, – покачал головой епископ. – Именно с этого времени, к которому я и подвел свой рассказ, начинается история Священной Римской империи, поскольку Оттон стал первым императором.

– Как же это случилось? – поинтересовался Генрих. – Признаюсь, я далек от подробностей. Не ошибусь, если скажу, что мой брат и твоя дочь, епископ, знают и того меньше.

Брат и сестра кивками выразили свое согласие с этим.

– А произошло это вот как, – продолжал Бруно, сомкнув кончики пальцев рук, что служило у него признаком напряженной работы ума. – Такая «деятельность» римского первосвященника, как легко можно догадаться, не вызывала восторга ни в народе, ни у духовенства, окружающего папу. Епископы и вельможи пожаловались германскому королю Оттону, обрисовав положение дел и попросив у него защиты.

– Почему же германскому? – спросил Ноэль. – Разве у них не имелось своих королей?

– Они были слабы. Кто из них посмел бы выступить против наместника Христа на земле? Оттон же был могуществен, его боялись. Однако он, получив послание, решил поставить свои условия. Он потребовал у папы, чтобы тот короновал его как императора, а Германская империя отныне стала бы называться Священной Римской империей. Неслыханное бесстыдство! Когда это Германия была империей и имела отношение к Риму, и разве были до этого императоры среди германских королей?

Тем не менее папа Иоанн выполнил эти условия, понимая, что иначе ему несдобровать, поскольку германский король стоял уже у границ Средней Италии. И в девятьсот шестьдесят втором году Оттон Первый был коронован в Риме, а римская знать вместе с папой принесла ему присягу верности. Так образовался союз светской власти и духовной. Однако на правах такого союза Оттон ввел инвеституру, перешедшую в симонию. Видя, как духовная власть в германских епархиях ускользает из-под влияния Святого престола, папа стал искать помощи против Оттона у других государей и даже у сарацин. Увидев в этом знак явного отступления от их союза, Оттон осадил Рим, и папа бежал. Император тотчас низложил его и усадил на трон нового понтифика – Льва Восьмого.

Кончив говорить, Бруно испытующе поглядел на племянника:

– К чему я рассказал обо всем этом, не догадываешься, король?

Нахмурившись, Генрих исподлобья взглянул на дядю:

– Отводишь мне роль Оттона, а беглец Иоанн – это та свора псов, что грызутся нынче у престола святого Петра?

– Разве не должен ты стать императором, как твой отец? Не этим ли пожеланием он напутствовал тебя перед тем, как отойти в мир иной? Что же, долго еще будешь тянуть, взирая на бесчинства нынешних пап? Они недалеко ушли от своих предшественников, о проделках которых ты теперь имеешь представление. А письма? Несколько посланий получил ты из Рима – от епископов, от знати и от горожан, задавленных бесправием и налогами.

– Откуда тебе известно?

– От моей епархии до границ Италии не так уж далеко. Чего бы я стоил на своем посту, если бы не знал, что происходит в соседнем государстве, мало того, у престола главы вселенской католической церкви!

Но Генрих не стал отвечать на прямо поставленный вопрос, во всяком случае, не пожелал этого делать сейчас. Вместо этого, бросив мимолетный взгляд на Ноэля и Агнес, он сказал:

– Выходит, папство совсем не безгрешно, как пытаются представить святые отцы Церкви. Однако, похоже, ты не всё поведал нам, епископ. Брат и сестра ждут твоего продолжения, не так ли? – поглядел он на обоих.

Те с готовностью выразили согласие.

– Что же дальше было с Иоанном Двенадцатым? А после него? Признаюсь, мне и самому стало интересно. Слушая рассказ, я восхищаюсь тобой, дядя. Какой памятью надо обладать, чтобы пересказывать историю правления пап на протяжении полутора столетий!

Польщенный похвалой, Бруно улыбнулся:

– Нечему удивляться, Генрих: монахи предоставили мне необходимые сведения. Однако я не стану продолжать: чересчур долгим окажется повествование. Скажу только, что Иоанн кончил плачевно, как и большинство его предшественников. Ему отомстил один из супругов соблазненных папой женщин: проломил ему череп тяжелым подсвечником. И все же я доведу свою историю до наших дней, но начну на сей раз с начала нынешнего века, точнее, с конца прошлого.