Два Генриха

– Я тоже! Давно вы приехали? Ах да, я же знала. Боже, я так рада! Ваше преосвященство, позвольте попенять вам на вашу нерадивость в этом вопросе. Как, иметь такую взрослую дочь и не представить ее ко двору короля!

– Ваше величество, поверьте, едва я нашел свою Агнес, как тотчас тронулся в путь. Я предполагал, что вас обрадует это известие. И вот мы здесь! Король получил брата, а его супруга, смею надеяться, если не подругу, то приятную собеседницу.

– Да, епископ, именно так! – воскликнула королева и, уже не обращая внимания на супруга, принялась забрасывать дочь епископа вопросами: – А сколько тебе лет, Агнес? Правда? Мне показалось, ты намного старше, а ведь я всего на четыре года моложе тебя.

Услышав детский визг, она обернулась.

– Полет, негодник, что ты делаешь? Убери сейчас же Адельгейду со своей ноги, ты уронишь ее! Агнес, погляди, какая у нас замечательная дочь! Адель, девочка моя, иди сюда, я познакомлю тебя с женщиной-рыцарем…

Мужчины переглянулись. Каждый с улыбкой вздохнул. Генрих в ответ на взгляды развел руками:

– Что поделаешь, королева скучает. Каждое новое лицо при дворе – сродни революции. Что касается твоей дочери, епископ, то, ей-богу, дамы уже подружились или я ничего не смыслю в людях. Но оставим их, пусть сами решают свои дела. Мне же надлежит заняться вами обоими.

И Ноэль с епископом отправились вслед за королем.

Двор потихоньку стал разбредаться, обсуждая приезд гостей.

Женщины во главе с королевой, не умолкавшей ни на минуту, тоже направились к дверям. Шут и кормилица держали маленькую Аделаиду за руки с обеих сторон.

В дверях шут внезапно остановился.

– Кажется, мы кое-что забыли, покидая этот зал.

– Забыли? – вскинула брови Агнесса де Пуатье. – Что же именно, Полет?

– Меч Антея. Он так и остался лежать на полу. Кто теперь уберет его, а ведь это я его принес. Фрейлейн, – бросил он взгляд на дочь епископа, – не поможете ли вы бедному, слабому шуту?

– Охотно, – с улыбкой кивнула Агнес и, не успел еще Полет подбежать к мечу, как она взяла этот меч одной рукой и выбросила за дверь.

Брови у шута изогнулись дугой. Они до тех пор ползли кверху, пока его колпак с погремушками не съехал набок.

– Знаешь, какая у меня мечта? – спросил он.

– Перестать быть шутом?

– Ничуть не бывало. Я говорю то, что думаю, и если высокородным господам не нравится, получаю лишь ладошкой по затылку. Другие за такую же шутку удостаиваются удара топором. Всё же любой может обидеть шута, и некому пожаловаться. У кого станет искать защиты розовый куст? Он обороняется своими шипами; способный шут – своим языком. Но я боюсь, его могут отрезать. Вот если бы у меня был друг, готовый встать на защиту… Клянусь своими бубенцами, он не пожалел бы о такой дружбе. А если это к тому же будет женщина…

– А как же Липерта? Твоя подружка? – засмеялась Агнес.

– Эту тыкву никто не срывает, все только пинают ногой. К тому же она соня, целыми днями только и знает, что ест да спит. Я привел ее сюда, вытащив с грядки.

Женщины рассмеялись.

– Хорошо, Полет, пока я здесь, тебя никто не посмеет обидеть. – И Агнес ударила шута по плечу.

Бедняга свалился с ног и кубарем покатился по полу.

– Прости, дружище, я не нарочно, – подняла его дочь епископа и поставила на ноги.

– Могла хотя бы предупредить. Тигр – и тот рычит, давая знать, что он близко. Но вообще, ты мне нравишься: не из тех, что плюют в колодец, уверенные, что им не придется из него напиться.

– Это ты верно заметил, шут. А теперь признайся мне, ведь ты совсем не дурачок, верно? Пусть эта тайна останется между нами: мною, королевой и кормилицей.

– Дурачок тот, кто назвал меня так, – ответил Полет. – Это был не король, другой человек. Он мог бы приобрести друга, а нажил врага. Фигляр может быть очень хорошим приятелем, но не позавидуешь тому, кого он считает своим врагом. Его язык – что бритва: когда надо, она поможет отсечь лишнее, а от неосторожного с ней обращения рискуешь порезаться в кровь.

– Не всякий может высказаться столь мудрено. Кто тебя научил этому?

– Вздор! С чего ты взяла? Я всегда говорю лишь глупости. А знаешь, почему? Потому что вижу одних только красивых женщин.

Все трое переглянулись, пожали плечами. И уставились на шута. Должен же он пояснить. И он пояснил:

– Если женщина красива, она глупа. К чему вести с ней премудрую беседу? Ум с красотой не дружен. Павлин красив, но не может петь так, как серый соловей.

– Вот так-так! Выходит, я уродина, коли ты говоришь со мной серьезно?

– Где ты видела серьезных шутов?

– Ага, значит, я достойна мужского внимания?

– Как и любая. Среди женщин нет уродин, как нет их среди птиц. Все одинаковы. Разница в том, что одни красивы, другие не очень, на одних глаз отдыхает, на других закрывается.

– Слава богу, хоть так, – деланно вздохнула Агнес, переглянувшись с королевой. – Стало быть, я не из тех, при взгляде на которых хочется закрыть глаза?

– Разумеется, но и красавицей назвать тебя было бы несправедливо.

– Да, конечно… я знаю… – согласилась Агнес.