Два Генриха

Недоумевая, что могут означать слова Аделаиды, Агнес поспешила на голос. Уже в дверях, собираясь выходить, лицом к лицу столкнулась с Ноэлем. Подошла к нему, заглянула в глаза:

– Не сердись, что я удержала тебя и ударила первая. Бог мне судья, но даже тебе я не уступлю своего права. Он должен умереть от моей руки.

Пожимая ей руку, брат молвил:

– Будь стойкой и хитрой. Заставь его побегать, пусть выдохнется. А потом бей сразу, одним ударом.

И прибавил, целуя сестру в щеку:

– Да поможет тебе Бог, девочка моя.

– Отомсти за меня, если мне не повезет, – ответила она.

– Клянусь!

Герцогу не терпелось обнажить меч, и он торопливо направился к выложенной булыжником аллее, о которой говорил. Но король, согласно правилам рыцарских поединков, назначил судью. Тот проследил за тем, чтобы противники были одеты подобающим образом: кафтан без рукавов поверх нижней одежды, голова и ноги обнажены, а на руках лишь тонкие перчатки. Затем он определил вид наступательного и оборонительного оружия: щит и меч. Щит круглый, из дерева и кожи, оковка его из железа. К каждому бойцу был приставлен человек с палкой. Он не имел права вмешиваться в поединок; лишь в том случае, когда один из бойцов получал ранение, он должен протянуть между ними палку – знак того, что дуэль прекращена. Предусматривалась и положение сражающихся относительно солнца, если его не закрывают тучи: оба должны находиться в равных условиях, дабы ни тому, ни другому не быть ослепленным.

Когда все это было выполнено, от ратоборцев потребовали клятвы в том, что они не имеют на себе предметов чар и их оружие не заколдовано. Они клянутся к тому же не прибегать к магии, а полагаются лишь на Бога, свое оружие и телесную силу. Наконец, когда судья потребовал огородить место поединка и поставить по углам его четырех служителей, герцог вскипел, послал его к черту и обнажил меч.

Бой начался. Зрители, а их было достаточно много, стояли по обе стороны аллеи на безопасном расстоянии; король, его оруженосцы и рыцари – в самом начале аллеи. И ближе всех к бойцам находились два человека с палками. Они могли прекратить бой и в том случае, если один из дерущихся запросит пощады.

Но об этом не могло быть и речи. Герцог рьяно наступал, ловко отражая удары щитом; Агнес шутя отбивала его клинок с такой силой, что, казалось, тот либо расколется пополам, либо вообще улетит прочь. И снова Роберт нападал, но уже не столь активно. Лицо его выражало удивление. Он был поражен не столько умением противника встретить удар или уклониться от него, сколько его силой. Несколько раз он ловил себя на мысли, что, не увернись он вовремя, и этот меч, который держал в руках не человек, а настоящий Самсон, развалил бы его пополам. Он не ожидал этого. Откуда такая мощь у этого рыцаря, кто научил его делать кратковременные передышки, во время которых в него точно вливались новые силы, как в Антея, боровшегося с Гераклом? Его поражала тактика бойца, его защита, хладнокровие и даже легкая улыбка, блуждающая у него на губах. Ему еще не доводилось встречаться с таким врагом, другие не выдерживали его натиска и либо сдавались, либо погибали. А этот будто выкован из железа! Даже легкой одышки у него нет.

Между тем, герцог начал уставать. Исход поединка, вначале казавшийся ему предрешенным, теперь оказался под сомнением. Еще какое-то время – и он упадет от усталости, да и рука уже плохо слушается, рукоять меча скользит в ладони… Это было сигналом к тому, чтобы применить свои заветные приемы, которые так хорошо ему удавались. От них не было спасения никому. Глубоко вздохнув, герцог начал свою последнюю атаку. И замер, едва не выронив меч. Удар отбит, да еще как! Он сам чуть было не остался без головы, если бы вовремя не подставил щит. Но у него в запасе был еще один трюк, против которого ни один человек, даже этот германец с нормандскими корнями, не сможет устоять. Но для этого надо было набраться сил. Хоть немного, пусть самую малость, всего для одного лишь удара! И он решил отвлечь внимание противника разговором, чтобы выиграть эти несколько мгновений, так необходимых ему. Лучше всего обозлить врага, так больше шансов, что тот потеряет контроль над собой.

– Побереги силы, норманн! – крикнул он, отступая на шаг и опуская меч. – Ведь ты, сдается мне, спишь с моей сестрой, которая не отказывает никому, особенно с такой рожей, как у тебя. Что ты будешь делать с ней, когда выдохнешься? Я посмеюсь вволю, увидев, как она дает тебе хорошего пинка.

Сжимая рукоять меча, Агнес сделала шаг вперед.

– Закрой свой рот, чтобы в него не залетела муха! Не слова из него вылетают, мусор.

– Заткнись, немец! – вскипел герцог. – Брат короля приказывает тебе!

– Никто не смеет быть волен над норманном – ни король, ни папа, ни сам Господь Бог! Ты, считающий себя потомком Капета, – тем более!