Читаем Два Генриха полностью

Копыта коней застучали по деревянному настилу. Агнес поглядела вниз. Лишь блики огней указывали, что там вода. Сколько до нее – неведомо; какой глубины ров – можно лишь догадываться. Берега глинистые, скользкие; оступись – обратно уже не выберешься. Не сам утонешь, так убьет камень, брошенный со стены.

Но вот мост кончился, и проехали сквозь другой проем под угрожающе устремленными на жертву остриями прутьев поднятой железной решетки. И тотчас двое стражников побежали искать дворецкого.

– Ого! – воскликнула Агнес, соскакивая с лошади и окидывая взглядом темную громаду зданий перед ней. – Сдается мне, Ноэль, мы попали в чертоги царя Соломона! Что было раньше: ров, насыпь, палисад, мост через ров, за ним двухэтажная башня. На верхнем этаже живет сеньор, внизу – конюшня, скот, склады. Вот и весь замок. Каково же по сравнению с ним жилище графини? Это же город в городе, Латеран в Риме! За нашими плечами остались ворота святого Иоанна; черт возьми, не хватает только храма Святого Спасителя рядом! Впрочем, кажется, я различаю колокольню меж крышами зданий.

– Жаль, что сейчас вечер, – отозвался Ноэль, пытаясь разглядеть при слабом освещении от факелов и свечей в окнах замковые постройки. – Наверное, здесь есть на что посмотреть. А сейчас слезай с лошади, кажется, они разыскали дворецкого. Вот он направляется к нам.

Действительно, это был тот самый Жером, о котором говорила Адвиса, – невысокий, полный, подвижный человек с живыми глазами, насколько это угадывалось при неверном освещении. Поглядев на перстень, он тут же отдал распоряжение насчет конюшни и корма для лошадей, а сам повел гостей в замок, попутно интересуясь всем, что касалось их неожиданного приезда.

Они поднялись по витой лестнице на третий этаж башни и оказались в просторном, но темном и сыром зале. Слуги, уже получившие распоряжения, торопливо разводили огонь в очаге и зажигали подсвечники на столе и двух тумбах по краям камина.

– Ужин нам сюда! Поживее, раззявы! – подгонял слуг дворецкий, он же сенешаль. – Да побольше дров!

Он оглянулся, набросился на тех, кто возился у очага, кроша поленья на мелкие щепы и борясь с дымом:

– Бездельники, опять принесли сырых дров! Вот я научу вас разводить огонь, всыпав каждому по двадцать плетей!

– Но, господин, в темноте не очень-то разглядишь, – попытался оправдаться кто-то из слуг.

– Какого черта тогда было гасить огонь? Пусть бы горел себе.

– Но госпожа графиня сказала, что вернется не скоро, и мы…

– А ну, марш отсюда! – крикнул Жером, видя, как пламя, наконец, принялось лизать поленья. – А почему не несут ужин, разве я не приказывал? Шайка воров и негодяев! У нас знатные гости, а им и горя мало! Вот вернется госпожа, скажу ей, чтобы задала вам плетей!

– Разве Адвиса Неверская бьет своих слуг? – изумилась Агнес, подсаживаясь ближе к очагу. – Никогда бы не подумала. Нас уверяли, что она весьма рачительная хозяйка, любезная и великодушная, как Веста.

Дворецкий, разинув рот, молча глядел на нее, стоя в нескольких шагах. Потом проговорил – негромко, несмело, не сводя глаз с гостьи, которая тем временем потянулась руками к шлему, собираясь снять его:

– И вас не обманули, клянусь вам! Но про слуг я, конечно, преувеличил, наказывает она их очень редко, только когда… когда…

В это время Агнес сняла шлем и тряхнула головой. Каштановые волосы, вырвавшись на свободу, заструились по плечам женщины-воина.

– Матерь Божья! – пробормотал Жером, отступая на шаг и расцветая лицом. – Так я и знал. Подумал вначале, что вы оговорились, мадам, а потом увидел, как вы подымаете руки… О, сколь изящен был этот жест!..

– Неужели? – бросила на него Агнес игривый взгляд. – Значит, друг мой, меня выдал жест? Плавное, кошачье движение моих рук? Впрочем, кажется, я действительно забылась, и тебе осталось только получить лишнее тому подтверждение. Что ж, значит, нечего таиться.

И Агнес назвала ему свое полное имя, указав на род матери (сестра императора Конрада) и упомянув родство с домом герцогов Нормандских. Бедный дворецкий, услышав, едва не упал на колени. Ноэль, увидев, как у него подогнулись ноги и отвисла челюсть, от души рассмеялся. Жером тем временем попытался что-то сказать, но вместо этого невнятно забормотал какие-то оправдания по поводу нерасторопности слуг и сырости в помещениях башни.

– Вы разве не разбрасываете по полу солому? – спросила Агнес. – Так поступают всюду, когда хотят избавиться от сырости.

– Увы, госпожа, мы так не делаем, – виновато развел руками Жером. – Башня ведь не жилая, в ней никто не спит, для этого существует пристройка с левого крыла. А в башне графиня развлекается со своими вассалами, принимает гостей и устраивает Советы.

– Так я и подумала, – сказала Агнес, кивнув на пол, выложенный разноцветными квадратами плит, чего она никогда не видела в замках баронов.

В это время раздался собачий лай; два огромных пса ворвались в зал сквозь раскрытые двери и тут же бросились в разные стороны. Послышался писк, за ним рычание, какая-то невидимая борьба в темных углах, снова рычание, звук погони и вновь борьба.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

1917, или Дни отчаяния
1917, или Дни отчаяния

Эта книга о том, что произошло 100 лет назад, в 1917 году.Она о Ленине, Троцком, Свердлове, Савинкове, Гучкове и Керенском.Она о том, как за немецкие деньги был сделан Октябрьский переворот.Она о Михаиле Терещенко – украинском сахарном магнате и министре иностранных дел Временного правительства, который хотел перевороту помешать.Она о Ротшильде, Парвусе, Палеологе, Гиппиус и Горьком.Она о событиях, которые сегодня благополучно забыли или не хотят вспоминать.Она о том, как можно за неполные 8 месяцев потерять страну.Она о том, что Фортуна изменчива, а в политике нет правил.Она об эпохе и людях, которые сделали эту эпоху.Она о любви, преданности и предательстве, как и все книги в мире.И еще она о том, что история учит только одному… что она никого и ничему не учит.

Ян Валетов , Ян Михайлович Валетов

Приключения / Исторические приключения