Два друга

Я трублю в изогнутый охотничий рог, чтобы подбодрить выжловку. Вот взвизгнула Песня и вдруг залилась грозным и злобным стоном, наполнившим белое безмолвие. По характеру гона я различаю, что Песня подняла лисицу и спешу к тому месту, откуда начался гон.

Вот она, хитрая красавица, шмыгнула в кусты, оставив крупные крестики своих следов, но чувствуя сзади опасность, пошла дальше. За кустами следы зверей сплелись одной цепью и ушли в темный лес.

Я стою и слушаю, как постепенно замирает гон, и, наконец, уходит со слуха. Ушли звери в далекую погоню, и, возможно, что там, где-то вдали, лисица начнет ходить на малых кругах. Теперь и мне надо идти по следу до тех пор, пока не услышу голос Песни. След лисицы извилистый, хитрый, но Песня срезает его и ведет чутьем напрямик.

На мгновенье я останавливаюсь, ловлю ухом голос Песни, но кругом тишина, и вновь спешу по звериному следу. В конце темного леса, где стоит высокий толстый пень, следы обрываются. Лисица сильным махом вскочила на пень и с такой же силой метнулась обратно в сторону, в мелкие поросли. Это она хотела сбить выжловку, но та скружила и, выправив след, пошла своими могучими бросками дальше.

Из темного леса след зверей повел молодым сосняком, испещренным заячьими тропами. И сюда неспроста привела огненная красавица, она надеялась, что Песня соблазнится зайчишками и даст ей ускользнуть.

Но не тут-то было. Разве променяет Песня эту пышную красавицу на зайчишку! Дальше следы шли от отъема к отъему, от просеки к просеке, и казалось, что этой погоне не будет конца.

Сколько я прошел — не помню. Только скользящие лучи солнца говорили о второй половине зимнего дня. Наконец, я услышал сначала глухой, но потом все более внятный голос Песни. Лисица ходила на малых кругах, неоднократно пересекая редкую березовую рощу, опушенную инеем.

Спрятавшись на краю оврага за лапчатой низкой елью, я увидел, как вдали проплыла она, вся огненная и усталая. Из открытой пасти вырывалось тяжелое дыхание, и не было больше силы пуститься в далекий бег.

Неутомимая Песня с каждым мгновением сокращала расстояние. Казалось, что вот-вот она настигнет зверя, схватит и сомнет на снежной поляне.

Завершая смертный круг, зверь пошел оврагом, постепенно равняясь с лапчатой елью. Теперь он близко от меня. Я борюсь с волнением и, выцелив, бью. Лисица споткнулась, вытянула пожелтевший пушистый хвост, потом лязгнула челюстями и растянулась, оскалив зубы в бессильной злобе.

Байкал

Когда утром мы вышли из избы, то чуть не вскрикнули от изумления. Снег был диковинно белым… Из-за зубчатой стены леса расплывалась заря, и снег заискрился самоцветами, а окна деревенских изб вспыхнули красным полымем. И стыло безмолвие.

Но в этот раз недолго пришлось нам любоваться красотами зимнего утра. Вырвавшийся за околицу смычок гончих вскоре пробудил спавшую в стогу соломы лисицу и растревожил белый покой.

Начался гон — азартный и страстный.

В начале незнавшая еще устали лисица, шла резво и широко, далеко оставляя гнавшихся за ней собак и тогда голоса их звучали надрывным плачем, как бы прося о помощи. Но когда зверь сбавлял бег, и смычок быстро спел, заметно сокращая расстояние, лай обезумевших от страсти собак становился злобным, настойчивым. В такой момент мы забывали о возрасте, теряя рассудок, бегом напрямик спешили встретить лисицу…

В начале лисица ходила полевыми дорогами, но, почувствовав усталость и опасность погони, сунулась в мелкие перелески, а потом начала кружить в чернолесье. Я не раз перевидел ее рыжий, как пламя костра, мех, мелькавший через лесную просеку, но удачи не было. Наконец, утомившись, она пошла на узких кругах, и вскоре, в глубине заснеженного леса прозвучал выстрел…

На этот раз посчастливилось полковнику, и он, не скрывая радости, звал нас собраться «на крови».

Позволительно спросить, кто из охотников не вспоминает на привале случаи минувшей охоты? Такие вряд ли найдутся. Так было и с нами. Но когда все было сказано и пересказано, мы попросили полковника вспомнить что-либо из событий минувшей войны.

— Судьба не баловала меня, и за время войны мне не раз пришлось кочевать по госпиталям, а ведь там, среди раненых каких только историй не наслушаешься.

В одном из тыловых госпиталей мне пришлось повстречать молодого, но видавшего виды подполковника, который чуть было не расстался с жизнью на брянской земле. Похоже это был волевой человек. Звали его, кажется, Александром Ивановичем. Раненный осколками, первое время он не мог вставать. Но молодость и медицина сделали свое, и вскоре дела его пошли на поправку. Подполковник оказался моим соседом по койке. И с этого времени мы сделались ближе друг к другу. Делились пережитым чуть ли не со дня рождения.

Запомнился мне один его рассказ.