Душа на осколки

— А мне плевать! — Альма облокотилась на локти, поднимаясь выше. Так, что их лица оказались очень близко. Она чувствовала теплое дыхание, касающееся ее губ. — Если я смогу от вас избавиться только так. Пусть разорвет.

— Ты несешь чушь!

— Я говорю правду, — глаза девушки сверкали огнями. Адреналин, ударивший в кровь не так давно, сейчас не давал унять дрожь в теле. — Ненавижу вас больше, чем боюсь смерти!

Теперь Альма готова была говорить что угодно, лишь бы это его задело. Ей удалось практически с первого раза, но реакции она ожидала не такой. Думала, он как всегда сильней сожмет зубы, откатится, отряхнет с себя землю и траву, а потом конвоирует ее в дом. Только задела она сильней, чем предполагала и спокойно отреагировать он не смог.

— Ненавидишь, говоришь? — серый глаза тоже горели. Горели зловеще. — Больше, чем боишься смерти, девочка моя? — Альма почувствовала, как прижимавшие ее до этого к земле руки приходят в движение, скользят вверх по туловищу, сжимаются на секунду на шее, а потом идут еще выше, поддевают подбородок. — Сейчас посмотрим, насколько ненавидишь, — очередную ее попытку запротестовать, Ринар прекратил, заткнув рот поцелуем. Не целовал ее вот так, неспящую, а вполне в сознании, со времен ритуала в замке, и сейчас было не так, как тогда. Он был в ярости, она тоже. Он целовал до боли, она прикусывала губы в ответ. Он злился на нее за слова, она — за все, что он сделал и еще сделает.

Она злилась больше, нашла в себе силы взбрыкнуть, а потом полоснуть рукой по лицу мужчины. Надеялась таким образом просто отрезвить. Немного его, немного себя, а получилось, что теперь по гладкой коже щеки тянулись три красных борозды, оставленных ногтями.

— Идите к черту, — увидев, что сделала, Альма почему-то испугалась. Настолько, что сумела-таки оттолкнуть, подняться на ноги, а потом помчать. Куда? Зачем? Сама бы не сказала. Просто мчала вдоль щита, молясь, чтоб не догнал и осознавая собственную глупость.

Альма боялась обернуться, боялась увидеть, что он таки несется следом или наоборот — что спокойно ждет, когда ей надоест. Надоест вести себя до крайности глупо. Надоест бегать по кругу в его дрессировочном колесе. И снова ее накрыла волна гнева и отчаянья, заставляющая мчать вперед быстрее. А еще терять бдительность — зацепившись за бугрящийся корень, девушка полетела на землю.

* * *

— Черт, — Альма попыталась смягчить падение, а сделала только хуже — стерла в кровь ладошки, коленки, но больше всего стерла в кровь гордость. Ведь если он видел… Это должно было смотреться забавно — распластанная на земле зверушка, признающая свою никчемность.

— Больно? — видимо, он все же догонял, раз голос его прозвучал над ухом почти сразу. Поднять голову Альма не рискнула бы. Потому так и продолжала сидеть, гипнотизируя взглядом горящие огнем ладоши. — Покажи, — Ринар обошел девушку, присел перед ней на колени, попытался взять в свои руки ее, но она их выдернула. — Я вылечу, дурочка. Покажи.

Во второй раз он выдернуть уже не дал — перехватил сначала правое запястье, поднося к лицу, дунул, что-то шепнул, очищая раны, а потом поднес к губам.

Альма снова попыталась дернуться, но руку придержали, касаясь поцелуями сначала саднящей, а потом уже вполне здоровой кожи. Он действительно лечил.

— Дай вторую.

— Нет, — выпустив же из хвата правую, Ринар потянулся за левой, но Альма воспротивилась, пряча ее за спину.

Он должен был злиться! Должен был рвать и метать! Должен был придумывать ей наказание за то, что пыталась сбежать. А потом ударила, пустила кровь. За то, что говорила, за то, что вновь убегала. Должен был вести себя так, а не спокойно лечить ссадины, заработанные из-за собственной глупости.

— Будешь сопротивляться, применю силу, поняла? — и он, судя по всему, все же злился, только… Только делал не то, что Альма ожидала. Вторую руку тоже пришлось дать, а потом следить из-под полуопущенных ресниц за тем, как он лечит. Шепчет, дует, целует.

А потом Ринар отпустил запястье, бросил прямой взгляд на девичье лицо, застыл.

— Спасибо, — смотреть в ответ Альма не могла. Смотреть на то, как на его лице наливаются кровью следы ее рук, было ужасно. — У вас…

— Что-то еще поранила? — мысленно отдав приказ коленкам не болеть, Альма мотнула головой. — Хорошо.

Еще несколько секунд мужчина сверлил ее взглядом, а потом начал подниматься. Наверное, собирался уйти, дав ей возможность вдоволь насидеться на земле, смириться с тем, что побег не удался, возненавидеть его за это в сотни или тысячи раз сильней, чем ненавидела до этого.

Вот только встать не успел — передумал. Снова опустился на колени, взял девичье лицо в свои руки, заставил смотреть на себя.

— Ты действительно так сильно меня ненавидишь? — самые глубокие, самые пустые и одновременно наполненные серые глаза смотрели прямо на нее, даже скорее в нее — в ту самую душу, которой в Альме осталось не так уж и много.

И врать ему сейчас она не смогла бы. А сказать правду… Сказать правду тем более.

— У вас кровь, — потому скользнула взглядом на щеку, ощущая укол где-то в груди.

— Это твой след.