Душа на осколки

Резко развернувшись, она направилась к двери. Открыла ее, пытаясь не смотреть на Ринара, а потом, не оглядываясь, помчала вверх по лестнице. Не хотела даже случайно услышать, как он произносит «Наэлла» своей живой любимой жене.

В груди не жгло, и пусто не было. Теперь Альма ощущала душу. Точнее оставшуюся часть. Чувствовала, что чего-то лишилась, чувствовала пустоту, но там не болело. Наверное, теперь уже не получится так сильно любить и радоваться до исступления, и ненавидеть так неистово, наверное, теперь она станет более черствой, но ведь это случается и с теми, кто не делится душой. Ничего страшного…

Влетев в свою комнату, девушка запечатала дверь, на случай, если тот же Аргамон направится за ней. Ринар бы точно следом не пошел, у него сейчас есть более важные дела.

Опустившись на кровать, Альма прижала руку уже к своей груди. Сердце гулко трепыхалось, к щекам прилил жар. Господи, что только что произошло? Она так легкомысленно отдала частичку себя незнакомке. Так просто отказалась от того, что было даровано свыше. Сама распорядилась, что существо, которому бог давно уже приказал прийти к нему, должно ожить. Что же она наделала?

* * *

Слез не было, немых истерик тоже. Сама Альма списала их отсутствие на то, что просто пока не может осознать, что натворила. И эту свою неспособность даже благодарила. Она делала ее невероятно стойкой.

Когда в комнату постучали, нашла в себе силы открыть, оглянуться, даже улыбнуться. К ней пришел Аргамон.

— Гелин, — он, кажется, сам не знал, что должен сказать, но чувствовал, что должен. Потому и пришел. Потому и стоял долго, просто смотря на нее. Ему было больно видеть, как все повернулось. Все должно было быть совсем не так. А Ринар… Черт, кто придумал эти дурацкие правила про запрет вмешательства? Зачем они существуют, если все заканчивается таким?

— Я отправляюсь во дворец, Аргамон, — девушка сделала шаг к учителю, взяла в свою ладошку его морщинистую руку, поднесла к губам. Она не могла злиться на своего усача, тем более, когда пришел час расставаться. Альма была безумно благодарна наставнику за науку, за советы, за то, что иногда журил, за то, что часто вселял веру, за то, что стал немного отцом, чуть-чуть другом и совсем немножко кусочком сердца. — Лорд Тамерли замолвил за меня слово. Я буду фрейлиной Ее Величества. Если честно, пока не понимаю, что должна делать, но подобная смена мест меня жутко радует.

Энтузиазм, конечно, был напускным. Это понимала и сама Альма, и Аргамон, но девушке жутко хотелось верить в то, что все будет хорошо, а Аргамон слишком любил ее, чтобы попытаться разрушить эти хрупкие надежды.

— Ты просто должна быть самой собой, девочка моя, этого будет достаточно, — Аргамон притянул Альму к себе, сжимая в сильных объятьях. Он давно должен был привыкнуть к подобному. Но каждый раз его сердце рвалось. Каждый раз он будто умирал. — Вот только не нужно спешить…

Ему запрещено вмешиваться. Он должен только наблюдать, исполняя прямые указания начальства, убеждать ее указаний не было, но Аргамон решил рискнуть. А вдруг?

— Зачем уезжать сегодня, гелин? Сейчас лето. Во дворце скука смертная. До начала сезона там будет безумно нудно. А здесь Шоколадка. Ты ведь не возьмешь с собой Шоколадку? А без тебя она совсем заскучает. А так, ты могла бы подарить ей хотя бы еще несколько недель. И не только ей. Я ведь уже совсем стар, Альма, вряд ли выберусь к тебе во дворец… Не лишай старика удовольствия, останься… Хотя бы на несколько недель. Хотя бы на одну…

— Аргамон! — Альма рассмеялась, целуя учителя в щеку. — О какой старости речь? Выберетесь! Обязательно выберетесь! А я буду ждать! Буду холить в мыслях тот момент, когда станцую с вами танец в тронном зале, когда проведу экскурсию по палатам… Когда поделюсь всеми сплетнями, которых будет огромное множество. Так и будет, верьте мне!

— Я верю, девочка моя, верю, — он не сопротивлялся, когда Альма целовала во второй, третий раз, когда снова прижималась, даря столько нежности, сколько не было в ней никогда. Потом терпеливо ждал, когда она найдет в себе силы оторваться от его воротника, отступит. — Только будь осторожна. Сплетни… Никто не должен узнать, что ты кальми. Люди до сих пор расправляются с такими, как вы, а лорды… Ни один лорд не упустит тебя, стоит только заподозрить… Не забывай о мороке. И будь предельно осторожна. Никто и никогда не должен узнать. Даже самый близкий. Даже тот, кто представится матерью, отцом, ребенком. Поклянись, гелин, что никому не расскажешь.

— Клянусь, — Альма кивнула, принимая единственное условие наставника. Это куда легче, чем пообещать писать, приезжать, видеться. Эту клятву она может хотя бы попытаться исполнить.

— Когда ты собираешься ехать?

— Как только подадут экипаж. Я попросила об этом час тому. Решила не тревожить лорда Тамерли, сами справимся, — а вот теперь Аргамон посмотрел с жалостью. Он прекрасно понимал Альму. Знал, что гордость не позволит ей остаться здесь, наблюдать за вновь обретенным счастьем и делать вид, что так и надо. Потому-то и не чаял особых надежд ее уговорить.