Душа на осколки

Тогда Ринар всерьез раздумывал над тем, чтобы швырнуть томиком в служащего, а потом вышвырнуть за порог и его самого, но не успел. Аргамон заставил его прочесть фолиант от корки до корки. Фолиант, который подарил Ринару надежду. Он ведь и сам считал, что кальми — сказки. Что если они когда-то и жили, то люди отлично справились с их истреблением, а оказалось…

Мужчина, которого совсем недавно хотелось спустить с лестницы, вдруг стал для Ринара спасителем. С тех пор они искали. Несколько раз им казалось, что находили, но все впустую. Ни одна из девушек не оказывалась той, что так нужна, а вот теперь появилась Альма…

— Проходи, — Ринар отдернул руку от фарфорово-белого лица Наэллы, повернулся.

Аргамон смотрел из-под насупленных бровей сурово. Так, будто собирался отчитать. Хотя отчитывать стоило Ринару.

— Вы с Альмой повздорили? — проходить Аргамон не спешил. Не любил здесь находиться. Не любил, когда Ринар просиживает здесь днями, будто упрямый глупец, и спускался-то неохотно, лишь в крайних случаях. Например, таких, как этот.

— С чего ты взял? — не оглядываясь, Ринар направился в сторону двери.

— Я очень наблюдателен, мой лорд.

Ринар хмыкнул. С этим не поспоришь. Аргамон наблюдателен, иногда, даже слишком. А вот он сам как-то расслабился. Тоже слишком.

— Что было в вине, Аргамон? Что? А главное, зачем? — проведенная в комнате воспитанницы ночь была достаточно длинной, чтоб он успел все вспомнить и понять. Все, кроме одного: зачем это верному Аргамону. Или не такой уж он верный?

— Я хотел помочь.

— В чем?

— Помочь вам понять, что упираться собственным желаниям — глупо.

— Собственным желаниям? — Ринар не заметил, как повысил голос. Резкое восклицание отразилось от стен, создавая эхо. — Чьим желаниям, Аргамон?

— Вашим, мой лорд, — не обращая ровным счетом никакого внимания на окрик, Аргамон склонился.

— Ты бредишь, — Ринар посмотрел на него, как на сумасшедшего. — Альма — ребенок. Моя воспитанница. Единственное желание, которое у меня есть по отношению к ней — чтобы у нее сложилась долгая и счастливая жизнь. Такая, какую она бы хотела прожить.

— Единственное? — Аргамон усмехнулся, кивая за спину лорду. — А как же еще одно?

— Это — необходимость. Если бы я мог, я нашел бы кого-то другого, уже не Альму. Но это слишком… долго.

— А может, мой лорд, вам нужно это время? Нужно, чтобы понять, чего же именно хотите вы? — Аргамон говорил загадками. Такое со старым иногда случалось, и это совершенно не нравилось Ринару. Ведь вместо того, чтобы сказать напрямую, усач переходил в черезчур загадочные категории.

— Я знаю, чего хочу я, Аргамон. А вот чего хочешь ты, никак не могу понять. Не верю, что Альма попросила тебя подлить мне зелье в вино. Она этого сделать не могла.

Аргамон кивнул. Посчитай Ринар иначе, он отчаялся бы окончательно. Но, слава небесам, в невиновность Альмы Ринар верил так же, как в свою любовь к обитательнице этой комнаты.

— Тогда зачем? Чего ты добиваешься? Неужели до сих пор веришь, что после стольких лет что-то изменится? Я ждал ее полвека, Мон. И этого никто не в силах изменить. Ни ты, ни любой другой обитатель этого поместья, города, мира…

— Вы так уверены, мой лорд?

— Совершенно.

— Тогда вам не стоит бояться, что ваше непоколебимую уверенность сможет нарушить какое-то зелье…

— Не сможет, — Ринар чувствовал, что начинает злиться. — Но зачем, Аргамон? Ответь, зачем?

— Это не был приворот, мой лорд. Я просто помог вам понять, чего именно вы хотите. Будь в нем не та кровь, зелье бы не раскрылось, а так… Дело не в настое. Дело в ней. В том, что вы так рьяно пытаетесь отрицать. Вас тянет к гелин.

Аргамон приготовил тогда зелье, рецепт которого ведом немногим. Возможно, в совершенстве техникой приготовления этого напитка владел лишь усач. Оно обладало свойствами, разительно отличающимися от тех зелий, которыми торговали на ярмарках бабки-знахарки, обещающие приворожить любимого лишь каплей пойла. Асмаг готовился с помощью крови и темной магии, а предназначался для того, чтоб разоблачить истинные чувства. Будь во флакончике кровь другого человека, и ночь Ринар провел бы в собственной кровати, вновь грезя о своей потерянной любви, но во флакончике плескалась кровь Альмы, заставившая ополоуметь. Лишиться ума из-за желания, которое живет в нем уже давно, просто слишком рьяно душится.

— Она — ребенок, Аргамон. — Слова мужчины не радовали Ринара. Совсем не радовали. И он прилагал массу усилий, чтобы заставить себя их с непрошибаемой уверенностью отрицать. — Я отношусь к ней соответственно. И клянусь. Клянусь в этой комнате, — он вновь обернулся, бросая взгляд на силуэт в мерцающем ореоле. — Что отпущу ее в тот же миг, как ритуал будет проведен. Сделаю все, чтоб она не знала в жизни недостатка ни в чем. Но не стану держать.

— Вы — дурак, мой лорд.