Душа на осколки

— Все равно не то, девочка моя, — Ринар рассмеялся, Альма почувствовала, как ее приподнимает на торсе, а руки бесстыже тянут вверх рубашку, оголяя уже бедра.

— А как правильно? — практически мурлыча от всего происходящего, Альма широко распахнула глаза, изображая саму наивность. — Скажи, я повторю.

— Сегодня, всегда…

— Сегодня, всегда…

— Навеки моя…

— Навеки твоя.

— До смерти и после…

— Ринар! — совсем уж распоясавшись, руки обладателя такого серьезного выражения лица путешествовали по телу, отвлекая от настолько важных для него же слов.

— Альма, не отвлекайся.

— Так не отвлекай!

— До смерти и после…

— До смерти… Господи… И после.

— Не быть больше врозь нам.

— Не быть больше… — Альма запнулась, заключая лицо любимого в ладони. — Можно я просто скажу, что люблю тебя?

— Скажи, — милостиво согласившись, Ринар кивнул.

— Люблю. Теперь все? Я свободна?

— Теперь все. Можем отложить дальнейшие разговоры.

Мужчина резко перекатился так, что на покрывале оказалась уже она. На слишком твердой поверхности, после такого мягкого матраса, роль которого исполнял Ринар.

Когда-то Альма грезила временем с ним в лоне природы, а когда землю чувствуешь лопатками — это уже не так приятно. Хотя неприятно только сначала, а потом как-то забываешь — он отвлекает.

С ее сорочкой мужчина справился быстро, платье давно уже покоилось где-то в траве, собственная одежда тоже не заняла у Ринара много времени, которое он предпочитал тратить на что-то другое…

— Тебе хорошо? — а стоило Альме затихнуть, перестать сжимать его плечи, закусывать губы, стоило застыть, как он задавал неизменный свой вопрос. Будто она не отвечала на него уже тысячу раз.

— С тобой — хорошо, — просто наступали моменты, когда она терялась, забывалась, куда-то проваливалась или возносилась, Альма и сама не сказала бы, но на какую-то секунду теряла связь с реальностью, растворяясь в мужчине, который так внимательно ее разглядывал.

За высокой травой видеть их не могли, да и некому. Они выехали далеко за пределы щита. Туда, где людей и не совсем людей отродясь не бывало. Нетронутые луга, где-то журчит то ли ручеек, то ли настоящая речка, изредка пролетает птица.

Сначала был пикник… Попытка пикника, а потом безумие.

Он приехал на целых три дня. Это на три дня больше, чем на протяжении последних трех недель. Когда сможет приехать снова не знал ни он, ни она, потому каждая минута была сейчас так ценна.

Видимо постыдившись безобразия, творящегося на покрывале, примявшем траву, неподалеку взлетела стая птиц, заглушая протяжный стон. Сначала ее, потом его. Ей было очень хорошо. Безумно хорошо. В который раз ей было лучше, чем это вообще возможно.

Упершись о руку, Ринар наклонился к шее любимой, поцеловал во впадинку, нашел место, в котором бьется пульс, прошелся поцелуями до уха, чувствуя, что ей до сих пор не хватает дыхания — ее вдохи все так же тяжелы, а влажная кожа то и дело касается его обнаженной груди.

— Ты всегда будешь так встречать меня, милая?

— А ты всегда будешь пропадать так надолго?

— Я не пропадал, я выжидал, — Альма почувствовала поцелуй уже на ключице. — Ждал, пока ты соскучишься.

— Я соскучилась, уже когда ты ехал к воротам.

— Молодец, девочка моя, — Ринар вернулся к любимому лицу, нежно целуя в уголок губ. — Я тоже.

Какое-то время понадобилось Альме на то, чтоб прийти в себя, выровнять дыхание, справиться с раздраем в голове, со слабостью в теле. Когда удалось сделать все это, они снова просто лежали. Снова Ринар благородно взял на себя роль достаточно комфортного матраса.

— Ты рада была видеть Аргамона? — сорвав подвернувшуюся под руку травинку, Ринар взял ее в зубы, а потом направил кончик так, что тот пощекотал нос лежавшей на его груди девушке. Альма поморщилась, выдернула травинку, выбросила.

— Очень, — он вырвал еще одну, снова в зубы, снова пощекотал, а потом лишился второго уже оружия.

— Можешь не благодарить.

— А вас-то за что, мой лорд? — третья травинка была отброшена с особой яростью.

— Он ведь мой управляющий, я дал ему отпуск.

— Вы самодур, милорд. С учетом, как бедный Аргамон пахал на вас всю свою жизнь, отпуск — меньшее, что вы ему задолжали.

— У вас подозрительно мятежные взгляды, миледи. Мне стоит бояться?

— Стоит, — устав бороться с его мальчишескими играми, Альма сорвала травинку и себе, сжала губами. Пусть почувствует, как это приятно… Ответ она процедила сквозь сомкнутые зубы. Попробовала, не получилось — он мужественно стерпел все ее пытки, на лице не дрогнул ни единый мускул. — Я обладаю не только мятежными взглядами, мысли мои тоже не самые мирные, да и действия могут быть достаточно своевольными…

Ринар вопросительно поднял бровь, будто прося продолжать.

— Я могу замкнуть вас в спальне, милорд, и катись оно к черту, ваше Приграничье. И король катись к черту. И все катись…

— Я понял, Душа, понял, — ее перебили, привлекли к себе, чтоб поцеловать.

— Останься хотя бы на неделю, — когда Ринар отпустил, Альма чувствовала, как на нее вновь нахлынула апатия. Она накрывала с головой каждый раз, стоило только подумать, что ему скоро снова уезжать.