— А знаешь, что ещё? — сказала тогда Алиса. — Там ходили люди и смотрели на нас. Ну, как смотрят на рыб в таком аквариуме. Немного так… с любопытством. И мне показалось, это так странно, так жутко и неправильно: что вот, мы там, а они проходят и смотрят. А потом я поняла, что сама стою и смотрю на нас, и тоже… Ты понимаешь?
— Мм… — подала голос Агнешка и хлопнула несколько раз глазами. — Да, дорогая. Наверно, понимаю.
— Я потом ещё подумала, — Алиса снова отвернулась к окну, ловя взглядом скользящие тени, — все те сюжеты, где люди попадают в какое-нибудь место и там превращаются в овец или козлов… помнишь?
— «Незнайка на Луне», — пробормотала Агнешка. — Дурацкий остров.
— Да, пусть будет он. Я подумала — ведь можно так и с рыбами. Если кому-то, например, пришло бы в голову устраивать подводные фермы — это почти как подводные города, только фермы, они могли бы даже красиво смотреться… Там бы жили, занимались своими делами и, возможно, особо и не замечали бы, что здесь что-то не так, что-то сильно не так. А потом, постепенно, когда приходило бы время, их бы отлавливали — гарпуном там… или сетью… или…
Кусты как-то слишком уж придвинулись к окну — по стеклу хлестнули их ветки.
— Агнешка? — Алиса обернулась.
— Ага, — та вскинулась и выровняла Тойоту, резко втянув воздух. — Надо, чтоб меня кто-то током долбал каждый раз, как я засыпаю. Хотя я не уверена, что это поможет.
Она часто заморгала и потрясла головой, с силой сжав на руле обе руки.
— Не спать, не спать, не спать, — процедила она яростно. — Не, я не Лана. Я так не умею.
— А что, ты правда бы хотела быть ею? — взглянув на неё, спросила Алиса. Агнешка пожала плечом:
— Иногда да. Временами.
— Интересно, она тоже бы хотела быть тобой, — протянула Алиса задумчиво.
— Вряд ли. Она и так может кучу всего, мне до неё как до Китая. Только сама как будто не знает, зачем ей и что с этим делать. Но если говоришь… — она покосилась на Алису. — А она там была? В аквариуме?
Алиса кивнула:
— Мы там все были.
Дождь продолжал лить с затученного неба. Лана села.
— Да сколько можно!
Она поднялась и проверила время. На экране высветилось семь тридцать. Утра или вечера — было не очень ясно. Теоретически её телефон поддерживал и двенадцатичасовой формат, хотя она почти никогда не выставляла его сама. Впрочем, это был не её телефон — это был голубой смартфон-раскладушка, и на его брелоке всё ещё болтался корги с пухлыми белыми крылышками. Он улыбался так, будто и сомневаться не думал, что его вот-вот, совсем уже скоро, вернут законной хозяйке.
Лана попробовала, как работают конечности и прочее. Они двигались слегка рублено, будто немного не в лад с остальным миром, как будто какой-то надлом поселился в них, маленький зазор, едва заметный, между ними и всей реальностью вокруг. Если приспособиться, однако, можно было не обращать внимания, почти перестать замечать — оно не мешало особо. Лана приноровилась к зазору, понадёжней спрятала телефон в карман и зашагала по мокрой земле.
Отогнутый под спуск отбойник вывел её на шоссе. Хотя вряд ли это называлось шоссе теперь: тут местами оставался асфальт, но ни на какие полосы с разметкой или — с чего бы только? — дорожные знаки не стало и намёка. Обочины густо поросли бледной злачной травой, и в ней наверняка можно было наткнуться и на что-то более неприглядное, если хватит ума полезть в её заросли. На другой стороне, у каркаса бывшей автобусной остановки, всё перетянули лентами и бродили вокруг, будто бы кто-то врезался туда со всей дури и вынес всё стекло, а теперь разбирайся, кто это был и зачем он… Впрочем, неважно. Разбираться с этим совершенно не было времени. Лана поспешила вперёд по шоссе.
В этот раз не появилось никого. Ни микроавтобуса с жёлтыми рекламными окнами — он же был где-то, где он — ничего другого. Лана прошла уже достаточно много по дырявому асфальту и гравийной крошке, чтоб перестать рассчитывать на чьё бы то ни было содействие, но тут её обогнал со спины чуть покоцанный троллейбус без усов. Он задержался немного перед ямой, думая, как бы объехать, и этого хватило, чтоб Лана вскочила на подножку, крепко вцепившись в помятую дверь.
Троллейбус, вероятно, заблудился и ехал не очень быстро — но он всё-таки ехал, и так получалось чуть быстрее, чем идти пешком. Иногда казалось, что он собрался сосчитать все ямы и битые трещины на этой дороге, и тогда приходилось прижиматься к нему сильнее и держаться крепче. Кто-то внутри заметил Лану и тормошил своих соседей, указывая на неё. Несколько человек уставились напряжённо и враждебно со своих сидений — видимо, подозревали смутно, что это она виновата. Может, им и усы, которых не было у троллейбуса, показались бы подозрительными, но их они если и не видели, то ещё при посадке, а теперь невовремя и неуместно стало уже об этом думать. Большинству, впрочем, не было особого дела ни до усов, ни до Ланы — они посмотрели исподлобья на того, кто тормошил, ничего не сказали и только ехали дальше, с мрачной сосредоточенностью глядя вперёд или себе между коленей.