Дурная примета

А пономарь Клинк все больше распаляется собственным рассказом. Он уже почти позабыл о присутствии барона.

— Особо вольготно чувствуют себя пчелы, когда происходит первое цветение в первый день весны…

Увлекаясь, Клинк говорит на местном наречии, растягивая слова.

О чем другом, а о пчелах поговорить можно. Хватило бы еще не на один урок. Детвора слушает с увлечением. Барон деликатно покашливает в носовой платок. Пономарь Клинк поворачивается к нему. Вот беда, сейчас он начнет задавать вопросы, этот барон, ведь надо же, все шло так великолепно…

— Вы позволите, мой дорогой Клинк… Вы обучаете здесь исключительно интересным вещам. Примите мое совершенное почтение.

Клинк сияет.

— Но разрешите мне, прежде чем уехать, задать несколько вопросов.

— Разумеется, господин барон, пожалуйста! «Начинается!»

Барон спрашивает:

— Откуда берется курица? Из яйца? Совершенно верно. А сколько будет восемью шесть, вот ты скажи, как тебя?..

— Христиан Шультеке.

Кое-кто смеется. Кришан ни с того ни с сего объявил себя Христианом.

— Здесь ничего нет смешного, — говорит барон строго.

Действительно, ничего смешного. Пономарь Клинк в упор смотрит на злополучного Кришана Шультеке. Черт его дернул, этого барона, спросить таблицу на восемь!

— Пятьдесят три, — выпаливает Кришан.

Барон улыбается.

— Погоди, погоди… А сколько будет шестью восемь?

Вот это уже другое дело. Кришан задумывается, но ненадолго.

— Сорок восемь.

— Вот видишь, — говорит барон.

Потом кто-то должен написать на доске: «Его величество кайзер». Потом барон спрашивает по закону божьему.

За волнением, внесенным появлением барона, Евгений почти позабыл про свои горести… О чем вопрос? Пророки?

— Да, мой мальчик, назови мне пророков.

Это делается так: вобрать в себя воздух и отбарабанить длинный ряд имен. Единым духом шестнадцать пророков, шестнадцать имен.

— Исаияиеремияиезикиильданиил…

Барон не только доволен, он поражен.

— Как тебя зовут, мой мальчик?

— Евгений Штрезов.

Освин фон Ханнендорф поворачивается к учителю Клинку, вопросительно поднимает одну бровь, и Клинк подтверждающе наклоняет голову.

— Прекрасное имя! А ты знаешь, что оно значит? Нет? «Евгений» — значит благородного происхождения.

На мгновение класс замирает. Что такое? Этот Штрезов— благородного происхождения? Освин фон Ханнендорф не может не улыбнуться собственным словам: он из тех, кому доставляет удовольствие наблюдать самого себя… И тут разражается буря. Мальчишки хохочут и орут, дергают за косы девочек, а те тоже смеются без удержу. Слова о благородном происхождении все теперь принимают как насмешку. Ведь и сам барон смеется! Какое-то мгновение можно было сомневаться. Но теперь совершенно ясно, что он подшутил над Евгением Штрезовым. Попробуй теперь утихомирить этих мальчишек и девчонок! Даже малыши, которые ничего не поняли, смеются вместе со всеми. Пономарь Клинк вынужден схватить палку и с ее помощью навести порядок. Барон стоит недоумевая, рассматривает блестящие носки своих сапог и даже не подозревает, какую он заварил кашу. Едва лишь в классе устанавливается тишина, как в довершение всех бед со двора доносится голос фрау Клинк: «Обе-ед готов!» Как видно, ока не знала о присутствии высокого гостя. Дети сидят смирно, но украдкой копаются в партах, собираясь домой.

— Скорей бы уматывал, — шепчет Фите Бланк соседу.

Этого Освин фон Ханнендорф не слышал, но громогласный зов фрау Клинк не мог пройти мимо его ушей. Желая восстановить свой, как ему кажется, поколебленный авторитет, он говорит:

— Встать! Прочитаем молитву.

Пономарь Клинк шепчет ему на ухо:

— Мы молимся по утрам, господин барон.

Но команда уже дана и звучит, сотрясая весь дом, подхваченное звонкими голосами:

— Отче наш, иже еси…

После молитвы ребят уже ничем не удержишь. Все выскакивают на улицу. Евгений уходит последним. Как обычно при сильном волнении, он подергивает головой. Медленно идет он к двери, выходит в сени. Хорошо, что здесь никого уже нет. После всего, что произошло, у него нет никакого настроения драться. Но и оставаться в сенях нельзя. Он озирается по сторонам. Снаружи доносятся выкрики ребят. В классе барон разговаривает с Клинком. Дверь широко распахнута. Евгений становится за ней. Он хочет лишь переждать здесь несколько минут. Пусть только разойдутся на улице ребята. Сейчас ему не хочется драки, у него единственная цель — переждать.

Вначале Евгений вообще не обращает внимания на разговор, который барон ведет с учителем. Но проходит время, на улице становится тише. Евгения охватывает страх, что его заметят, и он начинает прислушиваться к разговору в классной комнате.

Он слышит слова Освина фон Ханнендорфа:

— …Я повторяю снова и снова, мой дорогой Клинк, — религия, религия и еще раз религия. То, о чем вы рассказывали, не лишено интереса. Но, знаете ли, если они не будут бояться бога, то где же мой управляющий найдет себе батраков?..

Этих слов Евгений никогда не забудет. Он стоит за дверью, и сердце его стучит. Господа проходят мимо, не заметив мальчика. Но в голове продолжает звучать: «…найдет себе батраков… найдет себе батраков…»