Нет, не вывалится. Не войдёт в комнату беззаботной поступью, не повиснет на плече, не полезет тереться о колючий подбородок, чтобы с полным правом возмущаться, мол, опять исцарапал.
Сбежала.
Как и грозилась. Как и планировала с самого начала. А он, дурак, доверился. И кому?! Бабе!
– Санни!
Чтобы добудиться служителя, пощёчины недостало. Пришлось хорошенько всадить кулак под дых, чтобы, хватая воздух ртом, он согнулся пополам и поинтересовался:
– Верд? Чего ты среди ночи буянишь? Темень, спят все!
– Не все. – Наёмник принялся молча собираться. Недолгое дело: почти все ценные пожитки выгребла девка, а одежду мужчины перед сном снять не успели, повалившись на лежаки прямо в сапогах.
Бедный толстячок никак не мог уразуметь, что происходит и отчего наёмник вдруг посмурнел, как низкая грозовая туча. Однако ж военное прошлое о себе напомнило: сначала исполняй команду, потом спрашивай. А лучше не спрашивай вовсе – целее будешь. Но последнее Санни запамятовал, поэтому всё ж влез, едва не схлопотав за глупый вопрос затрещину:
– А Талла где?
Ох, как же просто сорваться на друге! Затрещиной али грубым словом растолковать, что не дело давить на больное. Но вместо этого захотелось забиться в угол, сжаться в комок и завыть, как брошенный пёс. Нету больше хозяйки! Не вернётся! Наигралась с глупым щенком, выбросила, когда опостылел, привязала к старому дубу в лесу, чтоб сдох в одиночестве и не вилял больше доверчиво хвостом!
Верд отшвырнул одеяло. Шрам, давно разрезавший надвое его губы, дёрнулся и застыл в восковой маске.
– Ушла.
– Ушла? Да куда же она…
И вот тут Санторий сообразил. Припомнил, что давешняя ссора не во сне привиделась. И тоскливо, обиженно вперился в тёмный угол, где мёртвой бесформенной тварью валялось одеяло колдуньи.
Остальное они делали привычно, без лишних разговоров. Собрали по кухне самое нужное в дороге, игнорируя Отто, щурившегося на книгу при свете лучины, без зазрения совести стащили тёплые куртки у постояльцев. Затянув пояса и застегнувшись, пошли за лошадьми. Поддавшийся зову совести Санторий хотел было объясниться, но вместо этого, напротив, закричал на «медведя», словно это по его милости случилась беда:
– Ты почему девку не удержал?! Почему нас не добудился?!
Харчевник прикинул, насколько великие убытки понесёт из-за краденого кресала и обчищенных гостей, решил, что цапаться из-за них с наёмником не станет, и вернулся к чтению. Но сказал:
– А мне откуда знать, что у вас за игры-уговоры? Может, дурная девка умнее вас оказалась и утопиться решила. Или обиделась. Бабы – они такие.
Умнее… И правда умнее! Всё предусмотрела мерзавка! И чтобы до города недалече оставалось, и чтобы травки свалили с ног спутников, и чтобы от меток достаточно далеко успеть отойти… Вот только не знала колдунья, что метки скорее Верда угробят, чем позволят упустить добычу. Всё предусмотрела, да не всё!
– Ах ты ж маленькая поганка!
И лошадь тоже увела!
Наёмник бессильно прихлопнул пузатое бревно конюшни. На сверкающем во мраке инее отпечаталось чёрное пятно – след широкой ладони. Кляча испуганно вздрогнула и в ужасе попятилась: она и одного в меру упитанного Сантория везла нехотя, а здоровенный наёмник ей и вовсе хребет переломит!
Игнорируя осуждающие проповеди служителя о воровстве, Верд оседлал низкого крепенького конька, оставленного кем-то из жильцов. Конёк удивился, но, будучи покладистым и отученным от споров кнутом, позволил вывести себя из стойла. Ноги наездника разве что земли не касались, низкорослый мерин был непривычен ни к галопу, ни к долгим походам. Пришлось подтянуть стремена, но, растопырив колени, охотник смотрелся ещё смешнее. Впрочем, Верду смеяться не хотелось ни чуточки. Наклонившись в седле (не шибко и пришлось наклоняться-то, если по правде), он сгрёб пригоршню снега и налепил на пылающие руки. Тот сразу зашипел, плавясь.
Первым выдвинувшись на освещённую сытой луной тропку, Санторий вгляделся в таинственную синеву леса, в сверкающие над ней недосягаемые звёзды и ляпнул:
– Ты обидел её, Верд. Она имела на это право.
Прежде наёмник не преминул бы пнуть болтуна или резко ответить. Но то прежде. Теперь буркнул:
– Знаю. Но я сдохну без неё, Санни.
– Думал бы об этом раньше. Когда девчонка умоляла позволить ей остаться. Что имеем – не храним…
– Нет, Санни. Я сдохну. Действительно сдохну. – Наёмник повернул ладони тыльной стороной к другу: почерневшие отметины полыхнули тлеющими углями колдовства. – Если я не исполню приказ, они сожгут меня заживо.
Городок не был особенным. Не большой и не маленький; не спрятанный в глуши, но и не проезжий; не богатый, но и не голодающий; не отличающийся высокими, красочно расписанными домами, но и не пускающий ветер гулять по дырявым крышам. Городок, каких много. Вот только дурной колдунье в одиночку здесь делать нечего.