Оба переглянулись, будто слово могло вернуть их в прошлое и исправить то, что случилось. Или то, чего не случилось. Но невысказанное так и осталось ледяной коркой на губах.
Непривычно тихая Талла заставляла охотника скрипеть зубами и лишь сильнее злиться. Благодарить должна, дура! Нарывалась же на грубость. И на кой-чего другое нарывалась, так что вдвойне благодарна должна быть, что хоть один из них не совсем пустоголовый!
– Санни надо забрать, – почти равнодушно напомнил Верд. Нет, он его обязательно всё-таки бросит. Но где-нибудь потом, не в этом городе.
Талла попыталась вскарабкаться на отдохнувшую Клячу, едва Верд затянул ремни на свежепочиненном седле. Соскользнула с одной стороны, с другой. Потом легла животом поперёк и задрала ноги, пытаясь хоть так умоститься. Охотник вздохнул и, зафиксировав дурную под мышкой, понёс к Каурке.
– Я одна поеду! – заупрямилась Талла.
– Я разве спрашивал?
– Я тоже разрешения не просила!
– Сядь, сказал!
Он привычно устроился позади, придерживая девку в поясе. Причмокнул кобыле. Обнадёженная отсутствием всадника, Кляча покорно пошла следом.
Санни обнаружился в Доме Желаний. Где бы ещё? Вот только сам дом на прежний уже не походил.
Двери не успевали захлопнуться. Туда-сюда бегали полуголые ругающиеся мужики, заливающиеся смехом бабы и, что особенно странно, детишки, ошарашенные не меньше остальных. Ярко накрашенные, неподобающе (или подобающе, с учётом профессии) одетые работницы госпожи Ласки истово осеняли себя знаками всех богов поочерёдно и пытались расквасить лбы в поклонах.
Глас Трёх Богов на земле в лице служителя Сантория возвышался над толпой, стоя на бочке, булькающей алкогольным содержимым при неловких поворотах, и вещал:
– … а потому, благочестивые сестры мои, только тем из вас боги откроют путь в лучший из миров, кто забудет о прошлом, покается и станет жертвовать на храм не менее трёх серебрушек ежемесячно!
– А можно золотой, но раз в полгода? – деловито осведомлялись занятые женщины. – Чтобы как налог королю?
– Можно даже два золотых в полгода! – одобрил благое начинание Санни. – И три можно! И если очень хочется, можно прямо сейчас. Я обязательно сообщу Троим о вашей благонадёжности!
– А сколько надо разом уплатить, чтобы потом, так сказать, точно избежать шваргового пуза? – включилась в беседу добродушная толстощёкая бабища, с готовностью расстёгивая тяжеленный кошель.
После непродолжительной борьбы с алчностью и позорного поражения Санторий великодушно дозволил опустошить глухо позвякивающую мошну целиком.
– Но разве можно деньгами выкупить души?! – продолжил он.
– А разве нет? – На полпути тётка засомневалась, стоит ли пересыпать заначку в радушно подставленный подол одеяния служителя.
– Конечно, можно! – торопливо заверил тот и, дождавшись, пока серебро зазвенит уже у него за пазухой, уточнил: – Но чтобы быть абсолютно уверенной, что не придётся встретиться со шваргами, тебе, дитя, придётся вести образ жизни добродетельный и честный!
Тётка в ужасе охнула: на честность они с богами не договаривались! А Санни подливал масла в огонь:
– Женщины суть есть замужество и деторождение! Множество достойнейших мужей заходит в ваш гостеприимный дом. Многие, истинно говорю вам, многие готовы жениться на таких прелестницах, как, например, Лала, – пухленький перст указал на черноволосую смуглую кокетку, но та ответила скептическим хмыканьем и демонстративно туго завязала кошель.
Остальные внимали с куда большим доверием, поддакивали в паузах и воздевали длани к потолку с картинками неприличного содержания, когда оратор для иллюстрации благословения нацеживал в кружку алкоголя из бочки и брызгал им в слушателей. Поскольку часть напитка неизменно оказывалась в желудке служителя, речь набирала как обороты, так и зрителей.
– Вы верите, друзья мои?!
– Верим, господин!
– А что мы говорим господину, которому верим? – гаркнул Санни в опустевшую кружку и направил её в зал, чтобы присутствующие могли покричать в деревянное донышко.
– Что? – замешкались верующие.
Санни наполнил чашу ещё раз, торопливо осушил и подсказал:
– Я говорю «мы», вы говорите «честные женщины». Мы!
– Честные женщины, – несколько сомневаясь в справедливости утверждения, вразнобой сообщила публика.
– Ещё раз! Мы!
– Честные женщины, – с большей уверенностью повторили работницы дома госпожи Ласки.
– Мы!
– Честные женщины!
– А теперь «мы» и «хотим замуж»!
С трудом удержавшись, чтобы не присоединиться ко всеобщему безумству, Верд подумал вслух:
– Если мы не вытащим его сейчас, явится Ласка и сожрёт его со всем содержимым брюха…
– Хотим замуж! – радостно подхватила Талла. – А? Что говоришь?
– Валим, – кратко подытожил Верд и, протолкавшись через экзальтированных девиц, сдёрнул Сантория с постамента.
Вовремя. Потому что шум наконец-то разбудил госпожу Ласку. И явилась она отнюдь не в благостном настроении.
– Честные женщины! – скандировала толпа.
– С каких это пор? – удивилась хозяйка, но, встретившись взглядом с Санторием, поняла всё и без пояснений. Арбалет появился в руках женщины если и не по волшебству, то уж точно с нечеловеческой скоростью.