Дурак ты, Сидоров

— Пусть Агата скажет, хорошо я так выгляжу или плохо?

— Да хорошо, хорошо, — попытался убедить Адаскину я.

Но она возразила:

— Я, между прочим, спрашиваю не тебя, а Агату.

Я совсем обозлился:

— Если не доверяешь, тогда пусть Агата тебя и снимает.

— Ну, какие же мы прямо творческие, ранимые! — с досадой воскликнула Зойка. — Ладно, Тимурчик, снимай, как тебе больше нравится.

Это она вроде как мне разрешила. Я очень хотел ей ответить, что никак не нравится и вообще она портит весь зимний пейзаж. У меня все эти соображения прямо вертелись на кончике языка и просились наружу. Но тут до меня дошло: я Зойке скажу, она обидится и мигом заведет Агату. Та заведет Клима, а мы с ним и так едва помирились. В общем, я счел за лучшее промолчать. В конце концов не развалюсь, даже если Адаскина на всю жизнь останется с убеждением, что я сегодня просто тащился, когда снимал ее.

Правда, в будущем я собираюсь стать знаменитым фоторепортером. А про всех знаменитых людей после их смерти все знакомые пишут воспоминания. И Адаскина тогда, естественно, про сегодняшний день наврет. Но ничего страшного. В воспоминаниях все всегда что-нибудь врут в свою пользу.

Клим и Агата уже просто извелись. Мне было ясно: им до зарезу хочется поговорить про того мужика. А мне хотелось еще сильнее, чем им. Но Зойка не собиралась изменять своих планов. Главное, хоть купила бы пленку на двенадцать кадров. Так ведь не пожадничала. Приобрела самую большую на тридцать шесть. И, естественно, теперь я был вынужден полностью ее отснять. Отложить-то на завтра нельзя. Тогда у меня аппарат будет занят ее личной пленкой. А вдруг мне самому снимать понадобится.

Главное, Зойка заявила:

— Учти, Тимурчик, халтурить не позволю. Сделай все кадры разные.

Я про себя выругался не хуже того мужика. Но делать было нечего. Начал снимать разные кадры. Ох, и заставила меня Зойка побегать. Сперва она снималась одна на разных фонах. Затем — с Агатой. Потом с Агатой и Климом. Потом с одним Климом. А когда, наконец, остался самый последний кадр, Адаскина преподнесла мне главный сюрприз:

— Теперь, Тимурчик, я хочу сняться с тобой.

А я отвечаю:

— Ты, Адаскина, чего, совсем того? Как же я могу одновременно фотографировать и сниматься?

Но Зойку таким не проймешь.

— Это, — говорит, — не я совсем того, а ты. Элементарных вещей не соображаешь. Отдай аппарат Климу, а сам становись рядом со мной. Клим снимет нас, и порядок.

Пришлось так и поступить. В общем, снялся я с ней. Тут час и прошел. Мы ту пленку в «Кодаке» забрали, а Зойкину оставили, и, что характерно, она сразу оплатила печатанье фотографий.

— Ты откуда такая богатая? — удивился я.

— Не твое дело, — ушла она от объяснений.

Но я подумал, что все это очень странно. У Зойки обычно с финансами туго. А сейчас и пленку купила, и фотографии заказала. Можно подумать, это не мне, а ей обломилось пятьдесят баксов. Но лезть в ее личную жизнь я не стал. В конце концов, каждый человек находит деньги там, где удается. А есть, конечно, и такие, которые нигде никогда не находят. Им хуже всего, но это отдельный разговор.

Конечно же, мы стали сразу возле мастерской разглядывать проявленные снимки. Трое друзей сгрудились вокруг меня.

— Давай, давай, быстрее, — торопил меня Клим.

Я начал лихорадочно перебирать фотографии. Вначале шли сплошные деревья в инее. Надо же, сколько лабуды успел наснимать! Потом попалось несколько снимков машин в снегу. Опять не то.

— Да быстрее ты! — снова воскликнул Круглый.

— Действительно, Тимка! — поддержала его Агата.

А Зойка, не проронив ни единого слова, просто вырвала у меня фотографии и принялась смотреть их сама. Я чуть не убил ее. Но так получилось, что именно она нашла нужный снимок.

— Вот! Видали?

Мы с Круглым так резко склонились над фотографией, что стукнулись лбами и потому первое время ничего не видели. У нас искры из глаз посыпались! Когда же боль от удара прошла, я мигом просек, почему этот мужик так суетился.

У меня в объектив случайно попал кузов его грузовичка, и как раз в тот момент, когда хозяин закидывал в него какой-то огромный сверток.

— Ну и ну, — вырвалось у меня. Потом я честно признался: — А ведь я тогда даже не заметил. Меня совсем другая картина интересовала. Там, над подъездом, ворона очень смешно уселась.

Кстати, ворона на этом снимке тоже отлично вышла. Но ведь ежу понятно: за нее мне никто бы не заплатил пятьдесят баксов.

— Интересно все-таки, чего этот тип испугался? — задумчиво произнес Клим. — Ну, сняли его, когда он грузил свой сверток.

— Я тоже не понимаю, — поддержала Агата. — Ну-ка, Зойка, — и она посмотрела на подругу. — Давай смотреть дальше.

Тут, изловчившись, я наконец вырвал у Адаскиной фотографии и сказал:

— А дальше к делу не относится. Там уже совершенно другое.

Но они, конечно, мне не поверили. Пришлось показать им все остальные снимки. Как я и говорил, на них не было ничего общего ни с грузовичком, ни с мужиком.

— Понятно, — кивнула Зойка.

— Ну, и что же тебе понятно? — глянул на нее Клим.

— Все дело в характере груза, — уверенно произнесла Адаскина.

— То есть? — посмотрели мы на нее.