Дурак ты, Сидоров

Следом за ним расхохотались и остальные, включая меня самого. Только я смеялся совсем не дурацкой шуточке Винокура. Просто мне живо вспомнилось, как зеленая орхидея свисала с головы кабана дедушки Мити́чкиной. Учебный день пошел своим чередом, и первые две перемены все одноклассники продолжали бурно обсуждать нашу победу над Никой. Ко мне подходили, хлопали по плечам, говорили: «Ну, Тимка, ты — молоток». Хотя, собственно, я-то при чем? Это девчонки молодцы. Не испугались. А главное, Адаскина. Мне до сих пор с трудом в это верилось. Зойка совершенно не любит лезть на рожон. Да и со мной все время ругается. По-моему, она меня просто на дух не переносит. Верней, терпит в силу сложившихся обстоятельств. Потому что я — друг Клима, а Клим — друг Агаты. Вот Адаскиной и приходится терпеть. Но чтобы меня защищать...

Правда, весь этот день был какой-то крышесносительный. На третьей перемене ко мне подошла Приветовна и, упорно глядя мимо меня, сказала:

— Тимурчик, ну извини. Так уж вышло. Ошиблась.

Я прямо сквозь паркет пророс. Никогда мне еще не было так неудобно. Потому что передо мной ни разу в жизни не извинялась ни одна учительница. Я-то перед ними тысячу раз извинялся, а может, и миллион. Но они — нет. А сейчас я наконец понял, что стыдно, оказывается, не только самому просить прощения, но и когда у тебя просят.

— Перестаньте, — говорю, — Варвара Приветовна, — это я в замешательстве ее отчество с прозвищем перепутал, — проехали. Это вы меня извините, что я плевался.

Приветовна обрадовалась, засуетилась.

— Пошли, — потянула меня за рукав. — Покажу тебе орхидею. Ты, Тимурчик, был прав. Она совершенно не пострадала.

А я упираюсь:

— Нет, лучше не надо. А то вдруг с ней еще что-нибудь случится. Лучше пускай она сперва подрастет, окрепнет.

Но Приветовна не желала слушать никаких возражений. Пришлось вместо столовой тащиться в ее кабинет биологии. И Агата, и Зойка, и Клим тоже пошли. Вроде бы как свидетели. Чтобы, если еще чего стрясется, вновь подтвердить мою невиновность.

Зря они волновались. Приветовна и не думала меня подставлять. Просто квохтала над своей орхидеей, а за компанию и надо мной. Мол, я вообще-то такой хороший, отзывчивый, так хотел ей помочь, а она вот не поняла. В результате мне опять стало неудобно, и я покраснел, как рак. Тем более что Адаскина при каждой новой похвале Приветовны в мой адрес принималась хихикать. В общем, я вздохнул с облегчением только после того, как мы, наконец, вышли и направились в столовую.

Хотя «облегчение» — это слишком сильно сказано. Потому что я, не переставая, думал, какая муха укусила Приветовну. Ладно еще бы почувствовала себя виноватой и извинилась. Это, конечно, уже само по себе странно. Учителя подобного делать совсем не любят по отношению к ученикам. Ну, предположим, Ника обозлился, что она перед моими предками выставила его в идиотском свете, и велел отдуваться. Однако Приветовна могла подойти ко мне по-тихому, без свидетелей. А она прямо при ребятах распиналась. Дурдом какой-то!

Ребята сидели рядом со мной в столовой и о чем-то трепались. Я молча жевал и думал. И вдруг додумался до такого, что едва не поперхнулся. Ну, конечно же! Все одно к одному. Предки сказали Нике, что я смертельно болен. А он же все-таки не зверь. Вот и поговорил с Приветовной. Мол, будьте, пожалуйста, с ним поласковей. Она, как услышала, тут же стала раскаиваться.

— Ну? У тебя все в порядке? — раздалось над моей головой.

Я дернулся и, едва не вылив себе на брюки компот, поднял глаза. Надо мной, сладенько улыбаясь, навис Ника. От неожиданности у меня пропал дар речи.

— О-о-о... А-а-а... В порядке, — наконец удалось мне выдавить из себя.

— Ну, и ладушки, — дружески потрепал меня по плечу Ника. — А если проблемы какие возникнут, заходи, не стесняйся. Обсудим.

На сей раз я только и смог промычать в ответ:

— М-м-м, угу.

Ника удалился.

— Впечатляет, — проводила его цепким взглядом Адаскина. — Интересно, Тимурчик, что твои предки ему наговорили? Гляди, какой ласковый стал.

— Не знаю, — пожал я плечами, однако в действительности прекрасно знал. Теперь у меня отпали последние сомнения и надежды.

Весь следующий урок я просидел в полной прострации, ничего не видя и не слыша вокруг. Клим, по-видимому, чувствуя, что со мной творится неладное, несколько раз теребил меня за рукав:

— Сидор, ты в порядке?

— Все нормально, — отмахивался я, чтобы в следующую секунду вновь отключиться ото всего, что меня окружало.

Мне и впрямь больше ни до чего не было дела. Клим, школа, учителя и остальное меркло в моем сознании перед фактом, что очень скоро все это останется без меня. Или я останусь без этого.

В какой-то момент я почувствовал: еще немного и сойду с ума. Что бы там ни было, надо взять себя в руки. Тем более ведь пока-то я еще жив и у меня даже ничего не болит.

Я с некоторым удивлением огляделся. Оказалось, уже началась следующая перемена, мы все стоим в коридоре у подоконника. Зойка, бурно жестикулируя, что-то рассказывает, а Клим, Агата и Будка внимательно слушают. Я тоже заинтересовался, но лучше бы мне этого не делать.