Дурак ты, Сидоров

— Дурака мы с вами сваляли, ребята. Надо было, как только мужик отъехал, тут же в подъезд забежать. Вдруг что-нибудь важное бы заметили.

— Куда забегать? — уставилась на меня Агата. — Мы ведь тогда вообще ничего не поняли.

— Вот именно, — поддержал ее Клим. — Мы стали о чем-то догадываться только после того, как нам проявили пленку.

— А до этого, между прочим, Тимурчик, ты только и твердил про свои пятьдесят баксов, — не преминула напомнить Адаскина.

Я, не произнося ни слова, поднялся на ноги.

— Куда ты? — удивилась Адаскина. — Неужели обиделся?

— Делать мне нечего, на тебя обижаться, — усмехнулся я. — Сейчас фотки из куртки достану и поглядим, возле какого подъезда стоял грузовик мужика.

— Зачем тебе? — не поняла Зойка.

— Во-первых, чтобы знать, — отозвался я. — А во-вторых, попытаюсь исправить ошибку.

— Спятил? — Адаскина глянула на меня как на чокнутого.

Отмахнувшись, я сходил за снимками. Мы изучили фотографию с грузовичком и мужиком.

— Ну, так. Ясно, — сказал я.

— Ты все-таки собрался туда идти? — глаза у Агаты сделались в пол-лица.

— Собрался, — подтвердил я.

— А если он уже снова там? — охнула Адаскина. — Или его сообщник?

— Сомневаюсь, — ответил я.

— Тимка, — тихо произнес Клим. — По-моему, идти туда слишком рискованно.

— Так я замаскируюсь, — у меня уже было готово решение.

— Интересно, подо что? — осведомилась Зойка. — Под дуб, бревно или урну?

— Несмешно, — сказал я. — А если серьезно, то просто переоденусь, никто меня и не узнает.

— Просто переодеться мало, — покачал головой Клим.

— Точно, — согласилась Агата.

— Мы грим ему сделаем, — предложила Зойка.

— Какой еще грим? — с подозрением покосился на нее я.

— Элементарно, Тимурчик, — уже загорелась Адаскина. — Сейчас проверим, что в этом плане в наличии есть у матери.

Подбежав к комодику, она выдвинула верхний ящик и принялась сосредоточенно в нем рыться.

— Вот, — она наконец извлекла оттуда большой ярко-оранжевый тюбик. — Искусственный загар. С лета у матери сохранился.

— На фига летом искусственный загар, когда можно естественно все получить? — изумился Клим.

— Во-первых, чтобы пораньше начать хорошо выглядеть, — ухмыльнулась Адаскина. — А во-вторых, чтобы не обгореть на пляже.

— С этим ясно, — вмешался я. — Но мне-то загар зачем?

— Чтобы цвет лица изменить, дурак, — покровительственно взглянула на меня Зойка. — Ну-ка, давай, Тимурчик, садись. Знаешь, как от этого лицо меняется, сейчас намажем тебя, и порядок, только глаза закрой, чтобы не попало.

Я зажмурился.

— Не морщись! — тут же одернула меня Зойка. — Просто спокойно опусти веки. Иначе загар ляжет неровно.

Возилась она довольно долго. Наконец последовала команда:

— Все, Тимурчик, открывай глаза.

Я открыл и приблизился к зеркалу. Лицо мое каким было, таким и осталось.

— Ну, и где твой хваленый загар? — спросил я.

— А он не сразу проявляется, — сказала Зойка. — Подожди чуть-чуть.

— И сколько будет длиться это «чуть-чуть»? — повернулся я к ней.

— Точно не помню, — призналась Адаскина. — Сейчас прочтем.

И она уткнулась в инструкцию на тюбике.

— Ну, — через некоторое время поторопил я.

— Да понимаешь, Тимурчик, — смущенно пролепетала она. — Тут написано, что эффект наступает только через пять часов.

— Издеваешься? — взвыл я. — Зачем мне сдался загар через пять часов, когда на улице станет совершенно темно? И вообще будет уже поздно куда-нибудь идти.

— Чем скандалить, пошел бы да умылся, — Зойка ответила с таким видом, будто совсем не она, а я придумал этот кретинизм с искусственным загаром.

Мне осталось только последовать ее совету. Вернувшись в комнату, я увидел, что Зойка снова сияет.

— Тимурчик, твоя судьба в надежных руках. Я нашла у матери тональный крем. Садись. Сейчас мы с Агатой тебя обработаем.

Теперь две подруги действовали в четыре руки. Судя по ощущениям, на моей физиономии не осталось живого места.

— А ну, шуруй к зеркалу, — наконец распорядилась Агата.

На этот раз я и впрямь почти не узнал себя. Рожа моя смахивала на маску из темного гипса. И брови сделались какие-то странные. Они были явно светлы для столь темного лица. Агата тоже это заметила.

— По-моему, Тимка, тебе надо брови подтемнить.

— Это пожалуйста, — Зойка с готовностью протянула черный карандаш для бровей.

Дольникова, от усердия высунув кончик языка, старательно зачернила мне брови.

— Ух ты! — восхитился Клим. — Да я бы и сам тебя на улице не узнал.

Отпихнув Агату, я снова кинулся к зеркалу. Мой друг был прав: от меня натурального сохранилось очень мало. Это, скажу я вам, очень странное ощущение, когда вроде бы глядишь на себя, но не узнаешь. Как только актеры с этим постоянно живут?

Я минут пять крутился перед зеркалом, потом немного привык. Зойка с довольным видом потерла руки:

— Вижу, тебе, Тимурчик, самому нравится.

Я промолчал. «Нравится», по-моему, совсем не то слово, но, в общем, какая разница. В конце концов, мы все это проделали совсем не для моего удовольствия, а чтобы мужик меня не узнал, если мы с ним вдруг столкнемся.

— Вот теперь можно тебя и переодеть, — снова заговорила Зойка.