— Ты знаешь, в бельведере у меня небольшая протекция. Мне было необходимо остаться служить здесь.
Что-то долго панна Ядвига ставила в воду розы пана Эдварда. Вацек то и дело поглядывал на дверь.
— Ты надолго пришел к Скавроньским? — спросил он вдруг.
— А почему это тебя интересует?
— Мне нужно поговорить с панной Ядвигой…
— Однако же ты невежлив. Если панне тоже нужно поговорить с тобой, она найдет место, где я не буду мешать…
Панна вернулась. Я встал, собираясь уйти. Может быть, и в самом деле я лишний? И как хорошо, что я не объяснился панне.
— Куда вы? — почти испуганно спросила панна Ядвига.
— Мне нужно сделать еще кое-какие покупки, — отвечал я.
— Ах нет, нет! Мама будет расстроена, если вы не останетесь обедать. Вы успеете сделать покупки. Прошу вас!
Я не мог протестовать. Тогда встал Вацек.
— Хочу получить ответ, панна Ядвига, как можно скорее, — сказал он ей на прощанье.
Ядвига молча поклонилась.
Когда дверь за Вацеком закрылась, панна Ядвига спросила:
— Почему пан Михал никогда не говорит о пане Вацеке?
— Разве нет более интересных тем?
— А пан Вацек очень часто говорил мне про пана Михала…
Я пожал плечами.
— Это панны и Вацека дело.
Пани Скавроньская осторожно заглянула в салон;
— Дети, идите обедать.
За обедом она поинтересовалась, какого мнения я о Вацеке.
— Как на чей вкус, пани. Он красив, хорошо держится в обществе, пользуется большим успехом у дам. И чвартак.
После обеда в салоне мы слушали Эдварда. Он читал стихи. Затем я поднялся, намереваясь пойти в ресурсу.
— А вы долго там будете? — спросила панна Ядвига. — Успеем ли мы вечером погулять?
Мы договорились к восьми часам встретиться у костела Босых Кармелитов.
Я появился в ресурсе, когда танцы были в полном разгаре. Веселый гул голосов, музыка, запах духов, все это не соответствовало моему настроению. Пробравшись сквозь толпу, я встал у стены напротив входа. Искал глазами Высоцкого.
Зал был полон. Молодежь танцевала, старшие стояли у стен небольшими группами и в одиночку. Среди танцующих я заметил Вацека. Он хорошо танцевал и был красив, этот Вацек со своей червонной шевелюрой, быстрыми, веселыми глазами и яркими губами.
Публика все прибывала. Временами у дверей скапливалась такая толпа, что яблоку негде было упасть. Вошло человек восемь штатских. С удивлением среди них я узнал журналиста Набеляка. Мне было странно, что и он пришел танцевать. Я считал пана Набеляка слишком серьезным для этого. Спутники его растеклись по залу и закружились в вальсе. И он сам пошел танцевать.
Появилась еще группа студентов. На них обратил внимание не только я. Справа донесся такой разговор:
— Что за молодые люди?
— A-а… Да это те молодцы, что завтра будут исполнять танец другого рода…
— Вот как? В таком случае, капитан, прошу помнить…
Что именно он просил помнить, я не услышал и искоса взглянул на говоривших. Белокурый камергер Кицкий что-то шептал незнакомому капитану второго линейного полка. Тот утвердительно ему кивал.
Потом Кицкий откинулся к стене и наблюдал за танцующими.
Почему он пришел в ресурсу? Совсем недавно я слышал, что у Кицкого сразу умерли жена и две дочери, и он остался один, как перст… Может быть, спасается в ресурсе от своего страшного горя?
Я тоже заинтересовался штатскими и студентами. Все они были удивительно бледными. А страшнее всех выглядел Набеляк.
«О каком же танце шла речь у Кицкого с капитаном?» — подумал я, но в дверях показался Высоцкий и, забыв обо всем, я поспешил навстречу, захлебнувшись от волнения.
— Пан Высоцкий! Как я рад, как рад…
Высоцкий был удивлен:
— Пан Наленч?! Здравствуй! Почему ты в Варшаве? «Пан Наленч!» Он всегда меня называл по имени! Никогда он со мной не встречался так сухо…
— Проездом… после похорон отца, — глухо ответил я. — Я пришел сюда, только чтобы увидеть вас… узнать, как вы…
Он посмотрел недобрыми, насмешливыми глазами:
— Что же ты беспокоился? Как видишь — жив и здоров.
— Я так рад… Рад, что вы на свободе!..
Он усмехнулся и почти злорадно сказал:
— Я был под арестом всего неделю. Цесаревичу донесли, будто я состою в заговоре против него. Но доказательств не нашлось…
— Пан Высоцкий! Я все хотел с вами поговорить… Почему вы ко мне в последнее время, как чужой…
Он опять долго и удивленно смотрел на меня.
— Видишь ли, Михал, — сказал он вдруг с прежней своей простотой, — не время сейчас и не место…
В этот момент подошел пан Набеляк.
— Какими судьбами! — воскликнул Высоцкий. — Сколько лет, сколько зим! — и горячо пожал ему руку.
— Никак не ожидал встретить вас! — отвечал Набеляк, улыбаясь, и улыбка сделала его лицо еще более жутким.
Высоцкий повернулся ко мне:
— Уж ты извини… Встретил старого друга, а с тобой еще поговорим. Когда-нибудь… если будем живы. Ты ведь отправляешься в полк?
И он ушел с Набеляком в глубь зала.
Я стоял потрясенный. Он встретил старого друга, а я не друг! И он «успеет когда-нибудь поговорить со мной, если будем живы!». Ему все равно, с каким сердцем он оставил меня. Разве он не знал — я его любил… Что ж! Навязываться больше не буду!