Друзья и недруги. Том 2

– Правда легко быть преданным такому человеку, как граф Роберт? – усмехнулся Джеффри и, не услышав от Эллен ответа, вздохнул: – А мой господин не обладал достоинствами графа Роберта, хотя и исчадием ада все-таки не был. Он мог быть добрым, а через минуту стать самым дурным человеком на свете. Великодушие, справедливость или милосердие пробуждались в нем крайне редко, чаще – жестокость ко всем, кто жил вопреки правилам, которые он считал верными и которым сам себя подчинял. Отвага тоже не была его сильной стороной, если вспомнить, сколько раз он уклонялся от поединка с графом Робертом.

– Тогда почему?!

Ответ Джеффри заставил Эллен оторопеть.

– Из сострадания и желания помочь ему если не совладать со злой частью его натуры, то хотя бы не дать ей чинить вред всем и каждому и прежде всего самому сэру Гаю.

– Надо же! Не очень-то у тебя получалось!

– Когда получалось, когда нет.

Эллен задумчиво прищурилась, вспоминая события минувших лет.

– Удивительно, что ты уцелел! – вздохнула она. – Лорд Робин, пока жил в Локсли, тоже пытался помочь сэру Гаю справиться со злом в его собственном нутре. Потом тем же самым занялась леди Марианна. И как он отплатил каждому из них?

– От графа Роберта и леди Марианны сэр Гай желал отнюдь не сочувствия и помощи, – возразил Джеффри. – Он жаждал его дружбы и ее любви, а когда ему отказали и в том и в другом, немедленно повернулся к ним наихудшей своей стороной. То, что они полюбили именно друг друга, приводило его в такое исступление, что иной раз я думал, он сойдет с ума от ярости. Ко мне же он не питал никаких чувств, тем более не ждал их от меня. Он видел во мне слугу, может, чуть больше, чем слугу, раз поручил командование своей дружиной, но и только. Потому я, как ты говоришь, уцелел, хотя несколько раз ходил по очень тонкому льду и, узнай сэр Гай обо всем, что я делал, мог бы и не уцелеть. Но Бог миловал. Только один раз у него возникли подозрения, но он сам же меня оправдал, будучи не в силах поверить в мои истинные намерения.

Эллен вопросительно посмотрела на Джеффри, ожидая, что тот объяснит свои недомолвки, но Джеффри молчал. Заметив, как тяжело он дышит, Эллен укорила себя. Увлекшись спором, она забыла, что ему нужен покой. Подойдя ближе, она увидела, как на его висках выступил пот, и обрадовалась. Испарина! Значит, жар начал спадать. Но дотронувшись до лба Джеффри, Эллен поняла, что ее радость преждевременна. Жар оставался сильным, и причина пота была в чем-то другом. Приглядевшись внимательнее, она увидела, как плотно сжатые губы Джеффри едва заметно подрагивают, и все поняла.

– Тебе больно! – уверенно сказала она. – Отвечай, так и есть?

Он молчал, не желая признаваться ей в слабости, но Эллен смотрела на него с таким сочувствием, что Джеффри сказал правду:

– Даже дышать больно. Словно я все еще под медведем и он продолжает рвать меня когтями.

– Дышать больно потому, что медведь не только порвал тебя, но и сильно помял. Хорошо что ребра не сломаны! – ответила Эллен и укорила Джеффри: – Зачем ты геройствуешь? Ты ведь уже не мальчик, а сейчас ведешь себя как неразумное дитя. Да и я не Прекрасная Дама, способная оценить твое мужество по заслугам!

Выговаривая ему, она одновременно доставала из сундука заветный флакон с настоем опийного мака. Флакон был единственным, а его содержимое – невосполнимым. Эллен отсчитала необходимое количество капель, разбавила водой и заставила Джеффри выпить.

– Кстати, ты красивая, – тяжело дыша, сказал он, откидываясь на подушки, и заставил себя улыбнуться. – Возможно, и не благородная дама, но прекрасная, уж поверь мне!

Эллен высокомерно фыркнула, в душе смутившись, как юная девушка, и принялась стелить себе возле очага. Когда постель была готова, она вернулась к кровати и увидела, что опийный мак сделал свое дело и Джеффри уснул.

Первую половину ночи он спал глубоким беспробудным сном, но далеко за полночь Эллен проснулась, услышав его голос – то ясный, то быстрый и неразборчивый. Накинув поверх ночной сорочки шерстяной платок, она подошла к нему и поняла, что сон сменился забытьем, которое вызвал уже не маковый настой, а жар и воспаление. Эллен сходила к ручью и, сняв с Джеффри груду теплых одеяний, принялась обтирать его горячее тело тканью, смоченной в студеной воде. Когда он немного остыл, она вновь укрыла его. Оставшись рядом, Эллен наблюдала за его неспокойным забытьем. Джеффри то скрипел зубами, то ворочался и говорил, все время говорил, судя по словам, с разными людьми, которые виделись ему. Когда она напоила его новой порцией отвара, он поблагодарил ее, назвав Кристианой. Потом начал то ли убеждать в чем-то Гая Гисборна, то ли оправдываться перед ним – Эллен не поняла, слишком невнятной стала его речь. И вдруг его лицо просветлело, а сам он почти перестал дышать. Эллен испугалась, не преддверие ли это скорой смерти, как вдруг с губ Джеффри сорвалось благоговейным вздохом:

– Леди моя! Это вы?! Чем я обязан такой невозможной чести – видеть вас, леди Марианна?