Довженко

Фильм действительно был выпущен на экран три года спустя после того, как был закончен в первом своем варианте. Он добрался к зрителю увядший, тронутый временем, ослабевший от длительного лечения, в котором вовсе не нуждался.

Он был встречен даже похвалами в печати, которых так давно уже не слышал Довженко.

Но компромиссность была чутко уловлена зрителем и заставила его отнестись к картине сдержанно.

Три года ожидания были заполнены не только переработками «Мичурина».

Ведь надо было существовать. А то. что не сделано, не кормит.

Это была, как говорится, проза жизни, и с нею приходилось считаться. Чтобы не отказаться от «Мичурина», довести фильм до выпуска на экран, Довженко снова согласился на работу, предложенную ему в документальном кино.

На этот раз его — пригласили не как режиссера, а как публициста. Он должен был написать лишь дикторский текст к фильму об Армении, поставленному тремя режиссерами: Г. Баласаняном, Г. Зардаряном и Л. Исаакяном.

Довженко взялся за это, быть может, с надеждой на то, что профессиональность позволит ему сделать работу легко и быстро, хоть ненадолго вызволяя его от материальных забот. Но для художника не существует легкого ремесла. Ремесленное уменье, накопленный навык будут всегда заставлять его ставить перед собой новые требования в стремлении к художественному совершенству и искать новых открытий. Так и Довженко в принятой им на себя скромной задаче не смог ограничиться ремеслом.

Участники съемочной группы фильма «Страна родная» рассказывают, как погрузился он тогда в книги об Армении, ее истории и ее искусстве, как принялся он по-своему переделывать уже снятую картину, как добивался новых досъемок, казавшихся ему совершенно необходимыми. Он и на этот раз, работая над чужим, уже законченным фильмом, переселился в тесную монтажную, не выходил из нее сутками, изрезал готовые, смонтированные части на первоначальные монтажные куски, перебросил через шею десятки целлулоидных лент и начал все сызнова, как было давным-давно в Одессе, когда он делал самый первый свой фильм.

И вся группа, захваченная его страстью, покоренная его одержимостью, послушно ему подчинялась.

Довженко смотрел материал, переклеивал его, писал текст, снова смотрел.

— Документальный фильм, — говорил он, — делается одновременно в двух планах. Монтируется изображение с расчетом на будущий дикторский текст, и эскизы дикторского текста делаются на том изобразительном материале, который уже существует…

Принявшись за новое для себя дело, он чувствовал себя и здесь первооткрывателем.

Вскоре после того, как законченный фильм был отправлен в Армению, Довженко получил из Еревана телеграмму, которая его глубоко взволновала. Его благодарил великий армянский поэт Аветик Исаакян.

А от кинематографистов, с которыми он работал, Александр Петрович получил подарок, особенно близкий и дорогой его сердцу: глиняный сосуд с обугленными временем зернами пшеницы.

Зерна выкопали археологи, раскапывая на армянской земле древнюю крепость Тайбушини — одну из крепостей, охранявших государство Урарту.

Хлебное зерно пролежало в земле двадцать три века, но сохранило свою плодородную силу.

Довженко поставил сосуд с зерном на своем письменном столе.

«Страну родную» показали в Армении. Она демонстрировалась за рубежом, в тех странах, где жили эмигранты и дети эмигрантов, вынужденных покинуть родную землю в поисках спасения от нищей жизни и кровавой национальной розни. Впоследствии многие репатрианты, возвратившиеся из-за рубежа в Советскую Армению, говорили, что фильм «Страна родная» помог им понять, как изменилась отчизна за долгое время разлуки, и принять окончательное решение.

Этой своей работой Довженко подтвердил еще раз, что настоящая любовь к своему народу, глубокое понимание всей его многотрудной и героической истории полнее всего высвобождают человека от национальной ограниченности и заставляют со всей конкретностью ощутить себя неотделимой частицей человечества. Не об этом ли чувстве, разрушающем все искусственные барьеры и объединяющем людей, были написаны с такой силой слова поэта, поставленные Хемингуэем как эпиграф к роману об интернациональных бригадах в испанской гражданской войне:

«Ни один человек не Остров; каждый — доля Материка, часть Океана. Если и малую глыбу смоет Море, все равно Европа уменьшится, как если бы поглощен был Мыс, как если бы поглощено было владение Друзей твоих или Твое собственное; Смерть любого человека делает меня меньше, потому что я включен в Человечество; потому никогда не посылай спросить, по ком звонит Колокол; Он звонит по Тебе»[90].

Чтобы стать подлинным интернационалистом, необходимо обладать высокоразвитым национальным самосознанием.

Потому Ленин неразрывно связал понятие «национальной гордости великоросов» (он подчеркивал: «не по-холопски понятой») с борьбой за свободу других народов, с общим социалистическим интересом всех пролетариев мира.

И именно потому Александр Довженко так восставал против незаслуженных обвинений в украинском шовинизме, обрушившихся на него после сценария «Украина в огне».