Довмонтов меч

Удивило же инока не обилие книг — у них в монастыре не было столько, сколько у Ибн Хафиза в доме бездетных хозяев. Удивили инока грамоты, писанные от учёных друзей на странных листах. Он и на ощупь пробовал эти листы, и на зуб. Не папирус, не пергамент, не береста — исхитряются же люди в выдумках своих!

— То китайский папирус, мы зовём его так. Для писания очень хорош и дёшев, но жаль, размокает. Его к нам привозят караваны из Китая, и он стал моден у нас. Некоторые называют его «бамаг».

Кирилл же пришёл слушать рассказы старика Ибн Хафиза о Ветхом Завете. Даже отречённые, запретные, Церковью книги не рассказывали этих историй, и Кирилл не знал, как отнестись к тому, о чём говорил учёный старик. А ну как это дьявольское искушение? Змий, убеждающий вкусить от Древа познания? И всё же не мог он ничего с собою поделать — приходил к старику, зазывал его на заветную скамейку и слушал, слушал.

Старик же вовсе не убеждал поверить в свои истории. Он даже слегка подсмеивался над ними, но если Кирилл просил, то рассказывал.

Говорил же он, что Адам и Ева не сразу оказались вместе, когда Бог их выгнал из рая. Сначала Бог разлучил их, и Ева сто пятьдесят лет жила на Цейлоне. Лишь потом, когда Адам с помощью архангела Гавриила построил первый храм Господу, он воссоединился со своею женой. Или тот же Ной, — Бог не сразу устроил людям великий потоп. Несколько сотен лет Ной убеждал, уговаривал жить людей праведной жизнью. И лишь когда Бог увидел, что все попытки Ноя образумить людей добром не кончаются, лишь тогда-то он на потоп и решился.

Этих историй старик знал множество.

— Их знает каждый хафиз, — сказал однажды старик.

— Каждый кто? — переспросил инок Кирилл. — Уж не назвал ли ты своё имя?

— Наши имена, как и ваши, имеют свой смысл. Хафиз значит то же, что греческий Теофил, или ваш Боголюб. Хафиз — это тот, кто выучил весь Коран наизусть.

— Прежде, когда на Руси было мало книг и не было пергамента, иноки тоже заучивали их наизусть, — рассказывал Кирилл.

Он уже знал, что старик все их беседы записывает, как и местные названия трав.

— Великий Бируни, он, кстати, был другом Ибн Сины, побывав в Индии, написал ценнейший труд об этой стране. Почему бы и мне не написать свой труд о Псковском княжестве времён правления князя Довмонта? — сказал как-то раз старец.

Инок же подумал о том, как повезло ему, иноку, что Бог дал возможность вести беседы со столь разнообразными людьми!

Правда, сейчас он боялся, как бы басурмане не съехали навсегда. Вместе с грамотами к старику была и грамота для Убайда. В ней его извещали, что человек, которого он не предал когда-то врагам, хотя пытали его и железом и рвали рот, тот человек, умирая, завещал свой богатый дом, слуг, наложниц и утварь Убайду. Убайду же следует прибыть в город Бухару, где он по воле Аллаха будет иметь удовольствие завладеть прекрасной жемчужиной для своего ожерелья жизни.

Убайд немного поколебался — было невозможно бросить учителя.

Но и старик и инок убедили его ехать за наследством в неведомую иноку Бухару, где в садах гуляют райские птицы павлины.

И боялся инок Кирилл, что и учёный старец последует за своим помощником, прервав их столь занимательные беседы.

Однако врачеватель Убайд уехал один, пообещав учителю прислать молодого помощника.

Сватами в Переяславль выехали лучшие бояре из Пскова. У свадьбы свои правила и законы. И ежели кто исполнит лишь христианский обряд венчания, но не будет ни плачей невесты с подругами в бане, где она очищается, ни свадебных поездов, ни игрищ, не говоря уже о пирах, то любой скажет, что это и не свадьба вовсе, а непонятно что.

Инок Кирилл часто думал об этом и даже советовался с митрополитом Новгородским, самим Далматом, не грех ли исполнять все эти языческие обычаи.

На что Далмат, муж многомудрый, ответил, что христианская Церковь, утверждаясь на Руси, часто себе задавала этот вопрос. Взять тот же Иванов день — праздник русалок, всеобщих ночных игрищ и купаний в летний солнцеворот. Церковь могла назвать любое число и месяц, чтобы праздновать память Иоанна Крестителя. Предание не сохранило в точности дня и месяца. Но Церковь выбрала именно этот, чтобы не идти против старинных народных традиций. Иоанн, как известно, крестил купанием в реке Иордан, так пусть же и среди лета на Руси будет свой Иордан.

Напомнил Далмат иноку и приезд апостола язычников Павла на первый Вселенский Собор. Язычники из греков, латинян согласны были принять веру Христову, но не желали проходить обряд обрезания. Однако для жителей Палестины обрезание, со времён Авраама, — знак соединения с Богом. Павел задал апостолам один лишь вопрос:

— Как быть? Возможно ли стать христианином без обрезания?

Это стал, быть может, решающий для всей Церкви Христовой момент. Апостолы, ближайшие ученики Христа, спорили весь день, Павел же томился за закрытыми дверями.

Реши они: нет христианина без обрезания, и Церковь Христова осталась бы Церковью только для иудеев, не сделалась бы вселенской.