Доступ к телу

– Я не вожу сама, – отозвалась дама с вызовом и упреком, мол, мог бы догадаться.

«Интересно, к кому она?» Если бы к кому-то из новобранцев, он бы понял, но Гранд занятия отменил. К сторожу? Навряд ли.

– Довезете меня? Я заплачу.

Он бы сам ей заплатил, чтобы она не попадалась ему на пути.

– Нет.

– Так я и думала.

Незнакомка не сдавалась, деловито оглядывала темную стену леса по правую сторону дороги, явно собиралась направиться к базе пешком.

– Вы не дойдете.

– Дойду.

– Таксист соврал. Отсюда до ворот еще четырнадцать километров.

Эта фраза сбавила чужую уверенность.

– Четырнадцать?

– Да.

– Вы там работаете, что ли?

– Автомехаником. – Люк любил прикрываться этой профессией. – К тому же там сейчас все закрыто.

– А мистер Эрдесон?

– Он сегодня в городе.

Да, соврал, но какой толк от Гранда в таком виде? Бессмысленно.

Дама впервые сникла. Почти незаметно, но все же. Она была прямой и настойчивой, как танк. Не умела ни сдаваться, ни отступать. Теперь выискивала глазами остановку автобуса, прошлась до бордюра, окинула взглядом пустое шоссе – Люк подумал, что у нее, должно быть, мерзнет голова. «Хоть пальто взять не забыла», некоторые совались сюда и вовсе в летнем тряпье.

– А здесь ходят…

– Не ходят, – хотел раз и навсегда прикрыть дальнейшую дискуссию про автобусы Люк, но вернувшаяся в этот момент женщина поскользнулась и начала заваливаться. Он бы поймал ее за руку, наверное, но она быстрее него ухватилась за рукав Когановой куртки. Ткань затрещала по швам на плече, рукав вырвался, превратившись в полукарман, зато падение прекратилось.

Люк мысленно выругался. Он весь в грязи, как лесовик, а теперь еще и с оторванным рукавом. Его ни в одно публичное место в городе не пустят.

Что теперь делать? Ничего, наверное. Жизнь.

– Извините, – послышалось сбоку.

Свалилась же на его голову.

– Садитесь в машину, – зло буркнул он.

– Вы едете в город?

– Я не самоубийца рулить ночью по льду.

– Тогда зачем… в машину?

– Доедем до сторожки, переночуем, утром уже двинем в город.

Женщина смотрела на него круглыми совиными глазами. Некрасивая, пегая и носатая, хоть карикатуру с нее пиши.

– Вы едете или нет?

Сам Коган уже садился на водительское сиденье.

– Еду.

Гостей он не жаловал, но выбирать не приходилось – здесь ее оставить он не мог. Ни домов в округе, ни отелей, ни даже попуток.

На пассажирское сиденье дама влезла шумно. Дверцу захлопнула мощно, а после с прищуром спросила:

– А если вы маньяк?

– Если я маньяк, – выплюнул Люк, – вы меня зарубите топором быстрее, чем я вас изнасилую.

– И то верно.

Пассажирка вдруг успокоилась; он завел мотор.

Слипались глаза.

Себе он выделил лавку справа, бросил на нее циновку, отыскал в углу старую подушку, гостье отдал кровать у стены. Ширма есть, переодеться сможет. Там и матрас нормальный, и одеяло получше. Конечно, ночью придется вставать, подбрасывать дрова, иначе замерзнут – к утру, наверное, будут одинаково убитыми и его настроение, и спина. Жрать хотелось неимоверно, но про бутерброд себе, когда затаривался для Гранда, Коган забыл. Теперь разве что пустой чай заварить.

Зато деловито орудовала гостья. Шуршала на кровати рюкзаком, что-то распаковывала, что-то перекладывала – ее настроение точно не пострадало. Изредка на Люка кидали внимательные взгляды – может, ждали, что накормит?

– Еды нет. Только голый чай, – отбрехался он.

И кивнул на чумазый чайник на плите, мол, туда можно набрать воды. Заварку дам.

– Смотри и учись, – вдруг довольно провозгласила гостья. Оказывается, она отыскала в рюкзаке замотанный в полиэтилен сэндвич – здоровый и толстый, какие продавали только на заправке на сто шестом километре. Развернулась, потрясла им, как дубиной, принесшей ей победу против армии варваров, хлопнула со стуком на стол. Мол, дураки сидят голодными, а предусмотрительные умные запасаются заранее.

Сэндвич был хорош. На ржаном хлебе, с кучей ветчины, помидорами и майонезом. Люк понял, что сейчас заглотил бы его весь, и обрадовался, когда ему досталась большая половина.

– Щедра ты, баба, спасибо!

На него зыркнули недобро.

– Я в курсе, что не красавица, но чтоб и «баба» – не слышала!

Она, однако, даже не разозлилась. Уселась на кровать, удивительно неспешно принялась есть. Жевала долго, с чувством и со смаком, Коган почему-то даже засмотрелся. Несуразная тетка, немолодая и не старая, некрасивая, но свободная, что ли. Простая, не закомплексованная – мол, я это просто я, и все тут.

Когда сэндвич кончился, его попросили.

– Штаны сними.

– Зачем? Хочешь мой размер оценить до первого свидания?

Шутка не прокатила. Взгляд грозный, руки в боки – Люк вдруг ощутил к незнакомке некое подобие симпатии. Она напомнила ему кого-то из далеких времен, когда он был маленьким и часто шкодил.

– Мыло покажи где. И таз!

– Мыло на раковине. Таз в углу.

Удивился, замер. А после, удивляясь самому себе, принялся снимать штаны.

(Hauschka – Bertelmann: Shy)