Дорога, которой нет

– А может, сходим куда-нибудь?

– Слушай, я после суток еле живая. Всю ночь за рулем, у меня даже ноги отекли, смотри.

Она выставила ножку вперед. Тимур с удовольствием посмотрел на красивую лодыжку, не обнаружил никаких признаков отека, наклонился и легонько надавил пальцем на нижнюю треть голени.

Кира отступила:

– Ой, ты что?

Тимур смутился:

– Прости, машинально. Ты сказала про отек, я проверил. Нет у тебя ничего, не выдумывай, иначе ямка от пальца осталась бы.

– Да? Но спать все равно хочу.

– Пойдем в парк? Поспишь на свежем воздухе.

Кира засмеялась:

– Нет, там сегодня мама с ухогорлоносом тусуются. Не хочу смущать.

– В другой пойдем.

Несколько раз энергично тряхнув головой, прогоняя сон, Кира внимательно посмотрела на Тимура:

– И правда, что это я сижу как сыч? Лето на дворе… Помнишь, как в «Городе мастеров»: кто от солнышка таится, видно, сам себя боится. Пойдем. Только пешком, потому что, если я сейчас сяду за руль, есть реальный риск, что мы не доедем ни до какого парка.

Тимур спросил, есть ли термос, и, получив цилиндрик в нарядную красно-зеленую клетку, заварил чай, пока Кира собирала сумку.

Они добрались до парка Победы на метро. Расстелив на берегу пруда старое солдатское одеяло, Кира улеглась и мгновенно уснула, будто ее выключили из розетки. Тимур примостился рядом с книжкой, которую Кира наугад выхватила с полки. Оказалась детская повесть про девочку по имени Алена, которая писала стихи и не могла найти общего языка с одноклассниками. Написано оказалось неплохо, даже увлекательно, но сама тема особенного человека была Тимуру не близка. Во всех этих призывах мечтать и фантазировать ему чудилось что-то нездоровое. Не то чтобы он был против богатого воображения, но слишком полагаться на него в обычной жизни значит признавать реальность серой и унылой, а это не так. Жизнь хороша такой, как она есть, если ты не боишься действовать.

По пруду плавали лодки. Где-то сидели парочки, где-то родители с детьми, вот мимо прошла лодка с компанией хохочущих ребят, которым явно следовало не на лодке кататься, а готовиться к вступительным экзаменам. Солнце ярко, почти до рези в глазах, бликовало на воде и отбрасывало на бетонную стену пункта проката радостную, словно сплетенную из лучей света, вуаль.

Вдоль берега грозным частоколом выстроились таблички «Купаться запрещено», но некоторые смельчаки все равно, рискуя получить веслом по голове, с визгами забегали в воду.

Вдалеке духовой оркестр играл «Прощание славянки», и Тимуру стало грустно, как всегда бывало при звуках этого марша. Обхватив колени руками, он представил, как будто Леля жива и они сейчас катаются на лодке. Он на веслах, Леля на носу, держит на руках сына или дочку… Ребенок ест мороженое и просит дать погрести. Он ведь уже большой, пятый год… Леля скорее всего ругает его за пропущенный аппендицит или за то, что притаранил в приемник бабку, у которой острой хирургической патологии близко нет, и всем, кроме почему-то фельдшера СП, кристально ясно, что бабка просто хочет в больничку на капельничку.

Тимур скрипнул зубами. Он хотел именно этого, но судьба распорядилась иначе, и теперь придется жить совсем другую жизнь.

Он покосился на Киру. Девушка спала, как будто дома, свернувшись клубочком. Тимур осторожно отвел локон, упавший ей на лицо. Кира открыла глаза:

– А?

– Срочный вызов.

– Да-да, сейчас, – пробормотала Кира, села, посмотрела на него по-совиному непонимающе и по-совиному же моргнула. – Так. Я не на работе.

– Если долго спать на земле, можно простудиться. Хочешь, покатаемся на лодочке?

Кира пожала плечами, и они направились к пункту проката, где каким-то удивительным образом не оказалось очереди. Оставляя в залог часы, Тимур внезапно вспомнил, как папа точно так же сдавал свои часы, когда они брали напрокат финские санки, когда он был маленький, и как его потрясла сама идея залога. Казалось невероятно странным, что кто-то может не доверять его папе и что вообще существуют люди, которые не держат обещаний. Ему тогда стало так грустно, что даже кататься не понравилось. А теперь ничего, притерпелся.

Немного рисуясь перед Кирой своим умением, Тимур выгреб на середину пруда. Впрочем, Кира смотрела не на него, а вперед, как носовая фигура корабля. Ему вдруг захотелось спеть какую-нибудь баркаролу, но при таком скоплении народа существовала реальная опасность, что закончит он свои рулады в карете скорой помощи или в ближайшем отделении милиции, поэтому Тимур не стал.

Наконец Кира обернулась. Солнечные зайчики от волн плясали у нее на лице, заставляя девушку жмуриться.

– Слушай, Тим, – протянула она, – а ты точно на меня не обижаешься?

– Сказал же, что нет. Я тебе верю, и вообще у тебя алиби.

– Но все равно, – склонившись над бортом, Кира опустила ладонь в воду, – мне условно дали, а ты пять лет отсидел. Разве это справедливо?

Тимур пожал плечами:

– Было бы несправедливо, если бы мы совершили хоть что-то противозаконное, а так какая разница? Любое наказание ни за что несправедливо. Главное, ты меня не предавала.

– Спасибо. Ты правда так думаешь или говоришь, чтобы меня утешить?