Дорога, которой нет

Тимур пожал плечами. Говорить папе, что его все устраивает, бессмысленно и опасно. Сразу его назовут бомжом и приживалой, а то и преданным садовником, слугой за стол и квартиру. И изрядная доля правды в этих оскорблениях, конечно, будет. Но что поделать, если ему нравится жить в семье Кирилла и быть в ней почти своим. Так приятно слушать уверенный топот Володи, крепенького, как гриб-боровик, и когда младший плачет, мешает спать, это тоже почему-то хорошо. Хорошо с Ириной, женщиной такой уютной и скромной, что никогда не угадаешь ее профессию, если не знаешь заранее, хорошо с Марией Васильевной. Она, кажется, постарше, чем покойная мама, но все равно годится ему в матери, и относится соответствующе. Не как к родному сыну, но все равно с материнской заботой, которую очень приятно узнать хотя бы на старости лет. И бабка у них отличная, только немножко суровая. Леле она, наверное, понравилась бы больше всех. Жена сама превратилась бы в такую Гортензию Андреевну, если бы дожила до старости. На Тимура нахлынула вдруг острая печаль, как всегда, когда думаешь о том, чего точно никогда не случится.

Нет, не хочется ему никуда уезжать из этой семьи, так и тянет задержаться на их орбите, раз уж пришлось сойти со своей собственной. Конечно, гравитация у него тут слабая, он всего лишь друг, ну так что ж… Жизнь, она вообще такая штука. Побудет с семейством Кирилла, пока его терпят, а как станет неудобен, сразу уберется. Уедет действительно туда, где опытному фельдшеру сразу дают жилье, такие места реально существуют на планете, вот он и сможет убедиться, что это не просто мифы, передаваемые из уст в уста. Вернется, например, в колонию в качестве вольнонаемного, там примут как родного. Начальник перед освобождением прямо умолял остаться, сулил царские условия. Наверное, надо было соглашаться, а не возвращаться туда, где его никто не ждал…

– Ты живи, сын, – вдруг перебил отец его мысли, – раз живой, так живи.

– А я что делаю? – хмыкнул Тимур.

– А ты болтаешься между небом и землей. Горе горем, а человек не должен быть один. Прежнего счастья, может, и не будет, но с хорошей женщиной почему жизнь не наладить, детей не завести? Знаешь, как говорят, первая жена от бога, вторая от людей.

– А третья от черта, – заключил Тимур.

– Так ты до этого не доводи, выбери нормальную. И не тяни с этим, давно пора детьми обзаводиться.

Тимур засмеялся:

– Пап, я у тебя сын, а не дочь. Мне спешить некуда.

– Да что ты? А ты не в курсе, что ребенка надо не только смастерить, но и на ноги поставить? А? Ему только учиться, в институт поступать, а ты раз – и помираешь от глубокой старости. Как тебе такой конфуз? – Папа хотел быть сердитым, но не выдержал, улыбнулся: – И с тяжелым сердцем помираешь, заметь, потому что знаешь, что участь сироты очень незавидная.

– Это при коммунизме-то?

– А ты в двести лет собрался умирать? Боюсь, не получится, поэтому живи сейчас, там, где ты есть, и таким, какой ты есть.

* * *

После достославного визита Никитина в их скромные пенаты прошла неделя. Иногда Ирина, прогуливаясь с детьми вдоль шикарных заборов писательского квартала, малодушно думала, что, может быть, зря они оказали великому соцреалисту столь холодный прием. Тимур, ясное дело, был в своем праве, но с ее хозяйской стороны любезное приглашение вкупе с маленькой чашечкой кофе или чаем с конфеткой, возможно, позволило бы ей хоть чуть-чуть заглянуть в этот прекрасный номенклатурно-литературный рай, закрытый от простых смертных. Вдруг ее пригласили бы в гости и познакомили с другими писателями? Ирина понимала, что ведет себя как последняя коллаборационистка, но бороться с этими тщеславными мыслями было практически невозможно. Главное, раньше она совершенно спокойно принимала тот факт, что писатели отдельно, а простые смертные отдельно, а сейчас вдруг захотелось войти в высший свет, повращаться там в заоблачных культурных сферах. Высказать свое ценное мнение по поводу книг, как будто авторы только этого и ждут и не могут дальше трудиться без ее важных замечаний.

Формально никто не мешал ей повернуть коляску и зашагать на территорию писательского поселка. Гулять по улицам не запрещено, и однажды, впервые приехав на дачу Кирилла и не разобравшись еще в тонкостях местного социалистического общежития, Ирина так и сделала. Взяла велосипед и поехала изучать окрестности. Сначала экспедиция шла как по маслу, но стоило ей зарулить на территорию писателей, чтобы полюбоваться непривычно большими и красивыми особняками, не слишком похожими на стандартные дачи, как вдруг из-за заборов стали появляться головы с вопросами: «простите, а вы к кому?», «ах, девушка, что-то я раньше вас здесь не видела, вы в каком доме живете?» и, наконец, «вы, вероятно, заблудились, у нас тут нет сквозного проезда». Все это внешне выглядело очень вежливо и любезно, но Ирина, которую гнали к выходу, как шарик в игрушке «Лабиринт», немедленно и очень остро почувствовала себя чернавкой, по слабоумию завернувшей в парадные залы посреди светского приема.